Часть 1. Хоуп.

Сижу на Продвинутых Зельях. Смотрю на декана и пишу в конспекте вместо задиктовываемого им материала о стадии Нигредо:
Вот входит он походкою скользящей,
И защемляет сердце у меня.
Черноволосый, бледный и изящный
Хотелось бы мне взгляд его блестящий
Поймать, с огромной тайною храня.
Чушь, конечно, но ведь я - Хоуп. Не случайно же родители назвали меня таким "говорящим" именем, а, значит, я продолжаю надеяться на то, что вот сейчас, проходя мимо, он скользнёт взглядом прекрасных, чёрных, нет, не тёмно-карих, я уже в этом убеждена своими наблюдениями, глаз по моей высокой причёске, которую удерживает целая сеть заклинаний.
-Мисс Уорси, скажите, сколько строчек своей баллады Вы ещё собираетесь написать на моём уроке?
Заметил… Я подняла голову, удерживая рвущуюся наружу радость, и высокомерно, как и положено совершеннолетней волшебнице чистейших кровей, отвечаю притворно жалобным голосом:
-Простите ради Мерлина, профессор Снейп, сэр, у меня с утра страшная мигрень, и я не могу сосредоточиться в достаточной мере, чтобы писать конспект. А стихи… Что ж, это вышло само собой, и Вы, наверное, знаете причину.
Всё, я призналась. Я уверена, что он прочёл мою писанину, а вкупе с моими словами…
Ой, что же теперь будет?!
-Ваша страшная мигрень, мисс Уорси, не помешала Вам наложить на причёску шесть удерживающих заклинаний. Прекращайте писать сонеты, и записывайте под диктовку.
Боги, какой у него взгляд! Чёрные колодцы-проводники прямо в душу. Как мне занять там хоть какое-то место, выделившись из всех семикурсниц Слизерина?
-Я, право, не могу заниматься ничем, кроме этого… - говорю я, глядя жалобно, не прерывая зрительный контакт, от которого у меня всё тело сводит, а кровь устремляется туда, вниз, - простите, сэр.
-Делайте, что хотите, мисс, но помните о Т.Р.И.Т.О.Н. Осталось менее полугода, а Вы, такая талантливая ранее в зельях, теперь заставляете меня препираться с Вами, уговаривая, подчёркиваю, Вас продолжить процесс обучения. Всё, я и так уже потратил на Вас времени больше,  чем на остальных студентов, присутствующих здесь, поэтому делайте, что хотите, но я назначаю Вам неделю отработок.
У меня зашлось сердце от радости.
-У професссора Лонгботтома. - закончил он, мирно улыбаясь.
-О, нет! - пронеслось у меня в голове.
-Профессор Снейп, сэр, можно мне остаться на три минуты после урока? Умоляю, сэр.
-Можно. Итак, этому этапу присвоена планета Земля и всё, что на ней, то есть и мы, смертные люди…
Он отвёл проницательный взгляд от моих небесно-голубых глаз, которым вскоре предстоит смотреть лишь на мистера Малфоя. Фу, он же старый - ему уже 24! И ещё у него полоумная мать, хоть и красавица.

******

Малфой знатен, из благородной чистокровной семьи, чьё генеалогическое древо на целых пять поколений старше моего, богат необычайно, да, красив,  - с длинными платиновыми волосами, серыми, стального оттенка, глазами, котрыми он пожирает меня при каждом своём визите в Школу, но со странной походкой - он ходит, несколько подпрыгивая и по-женски виляя бёдрами.  Девчонки говорят, он - гей, но я не верю, женился бы тогда не на мне, а на каком-нибудь мужике. У меня не платиновые волосы и не серые глаза. Рара считает, что Малфой выбрал меня потому, что я как две капли воды похожа на  Нарциссу Малфой, ту самую полоумную тётку, которая должна, по законам брака, заменить мне мать.
Нет, ну почему Северус Ориус Снейп, наша слизеринская воплощённая мечта, загнал меня к этому недотёпе Лонгботтому? Он жесток, и он знает это. Похоже, что мучить нас, девчонок - его единственная отрада. А, да, ещё проводить ночи напролёт в пьянках с заместителем Директрисы профессором Люпином. Говорят, он тоже какой-то странный, а по виду не скажешь - приятная, располагающая к себе внешность. Он, кстати, отращивает волосы, поэтому они постоянно лезут ему в лицо. Девчонки, что посмелее, подсматривали из-под мантий-невидимок за деканом, когда он в очередной раз отправился к Люпину.
Тот встретил его, обняв, а потом жестом пригласил к себе и запер дверь на такие мощные звуконепроницаемые чары, что девочки вернулись ни с чем.
А то, что наш декан на следующее субботнее утро возвращался абсолютно пьяным, мурлыкающим что-то, кажется, по-французски, ну, похоже, но не всё понятно, видела лично я!
При этом мантия его была просто наброшена на плечи, а сюртук тёмно-синего сукна - расстёгнут на несколько верхних пуговиц! И это при том, что, насколько  мы изучили декана, он никогда не является перед студентами  даже с верхней, под самым подбородком, незастёгнутой пуговицей…
У его аппартаментов я оказалась в такую рань и темень не случайно - я ждала его, всю ночь просидев на коленке статуи Джоанны Неторопливой и прячась за её вытянутой рукой в мантии.
Это замечательное место обнаружила я, и никому из девчонок не сказала.
В общем, так я и не поняла, что за интерес напиваться до чёртиков. Лучше дома, на каникулах, после обеда покурить кальян - от него такой приход, что ни  с каким алкогольным "счастьем" не сравнится! Да, хоть я и особа женского пола, в моей семье кальян употребляют и рара, и maman. А про привыкание - это всё чушь грязнокровок, которые не понимают, о чём лают. Я же спокойно обхожусь без опиума по пол-года, зато потом курю… и расслабляюсь.

******

Ладно, сейчас у меня будут типа три минуты, чтобы уговорить декана отбывать отработки у него.
Придумала!!! Скажу, что профессор Лонгботтом ко мне приставал, хотя это и правда, и мы даже пофлиртовали, но я была на год младше, ещё не взрослая, и дальше флирта и ухаживаний у нас с ним не дошло.
А в первом семестре этого курса у меня был головокружительный роман с Уильямом МакГонанагал, да-да, внуком самой Директрисы, а в прошлом, декана паршивого Гриффиндора. И сама она училась в этом безбашенном Доме. А вот внук у неё поистине был хорош во всех отношениях, лучше, чем Эйвери и Макнейр.
Всё, время Х.
-Профессор Снейп, сэр…
Уф, повезло-то как, Мерлин всеблагой! Неделя, целая неделя отработок у декана! Сделаю причёску и макияж поскромнее. Может, он любит скромниц…
Да никого он не любит, ни с пятого, ни с шестого, никого из нас, четверых. У нас на курсе одни парни, но половина - геи, а другой половине всё равно, с кем. Только МакГонагалл, воспитанный, как настоящий джентльмен, не подставлял никому свою задницу.
Но потом, на каникулах, меня помолвили с Малфоем. Ах, как он целовался! Обалдеть.
Но мне милы были бы твои поцелуи, Северус.
С-с-се-еве-е-ер-ус-с - имя сладкое, тянучее, шипящее, как слизеринский змей.
Я никого никогда не любила, ну, в смысле, как в любовных романах, которыми я зачитывалась на четвёртом курсе, когда ко мне только присматривались старшекурсники типа моего первого - Бэзилуса Эйвери… Но вот Снейпа, то есть, моего Северуса, я полюбила с первого взгляда, когда увидела его среди профессоров, ещё не представленного студентам. Он был и остаётся таким таинственным, благородным, он всегда благороден в своих поступках - не снимает баллы со своего Дома. Он изящен в движениях, как прирождённый танцор, и он будет на моей свадьбе,  как крёстный отец Малфоя. Он обязятельно пригласит меня на танец, и я, в воздушном белом платье… буду танцевать с Ним при всех! А потом мы с Малфоем снова будем устраивать приёмы потому, что я привыкла к такой жизни дома, и будет появляться Он, а , когда я дам ему Любовное зелье… Стоп. А почему потом, а не сейчас, когда можно приготовить его в комнате, всё равно все девчонки занимают каждая отдельную спальню - нас же мало.

******

…Первая отработка - мыть котлы. Мерлин. Ну хоть бы глаза оторвал от эссе, когда назначал мне. Я пол-вечера готовилась скромную невинную девочку изображать. Пока он в другой комнате и не чувствует, вымою магически. Aquamento! Полилась вода. Тряпки по взмаху палочки начали сами тереть котлы и, тут входит Он:
-Мисс Уорси, отработка с применением магии не будет Вам зачислена, знайте это наперёд.
-О, профессор, простите. Просто у меня сегодня мигрень. Может быть, я помогу Вам проверить несколько эссе? Вы же знаете мой уровень в Зельеварении, равно, как и в прочих предметах.
Похвасталась лишний раз - пригодится. 
-Я уже давно, если это понятие можно применить к моей теперешней жизни в Школе, в курсе успеваемости всех учащихся моего факультета. Если хотите попробовать помочь мне с этими безумными фантазиями, которые приходят в голову...
-Мне, - сейчас Он так скажет, он ответит на моё сегодняшнее признание…
-…учащимся третьего курса, буду Вам премного благодарен.
Не сказал, зато как посмотрел, в его чёрных глазах виднеются весело пляшущие золотые чертенята. Впервые я заслужила такой взгляд.
-Я очень бы желала освободить Вас, профессор Снейп, сэр, от их глупостей, взяв работу по проверке их эссе на себя.
-Вот, возьмите одно и проверьте. Я посмотрю Ваши комментарии.
Это была такая несусветная тупость - проверять такую чушь, что было даже не смешно.
Зато я, передавая ему стопку пергаментов, подстроила так, чтобы наши руки соприкоснулись - ладонь в ладонь.
По мне пробежала волна эйфории, как от хорошего прихода, а причиной её был не белый порошок, а мужчина с замечательной и не встречаемой мною ещё ни у кого из волшебников, кроме моих очень давних предков, внешностью.
Жена одного из прародителей отца была из рода Снейпов, а после них в породе встречались мужчины с подобным профилем, но они были не столь интересны по причине давней их смерти и отсутствия вот этих иссиня-чёрных густых волос до лопаток и чёрных, как нефть, маггловское "золото", как нам говорили на маггловедении перед С.О.В., кажущихся пустыми колодцами, глаз. В эти пустые колодцы хотелось упасть, утонуть на самом дне, где пляшет что-то золотое, манящее, чарующее…
-Искренне благодарю Вас, мисс Уорси. Ба, уже отбой. Тогда, если позволите, во избежание возможных эксцессов в виде нашего бессменного  мистера Филча, я провожу Вас до двери в гостиную.
-Что Вы, профессор, не нужно волноваться, сэр, - кочевряжусь я - с парнями это срабатывает на "ура".
-Ну, если так, то желаю Вам доброй ночи, мисс Уорси, - а ладонь ещё держит. Ну вот что бы ему не перегнуться через полоску эссе и не поцеловать меня? Его ладонь выпустила мою.
-Простите, мисс Уорси, не сочтите этот внезапный тактильный контакт за нечто, не соответствующее… - он вдруг смутился.
-Идите же, ко мне должны прийти. Вы нас задерживаете, - внезапно прикрикнул он.
-Чем это ты здесь занимаешься, профессор Снейп, сэр?
Я вздрогнула - в дверях стоял профессор Люпин.

******

-Соблазняю молодую хорошенькую девушку, имеющую несчастье оказаться невестой Драко Малфоя, - с усмешкой, но такой тёплой и радушной, которую мы, его питомцы, никогда не видели, сообщил профессор Снейп.
-Простите, господа профессора, я уже ухожу.
Я вылетела из комнаты, за мной закрылась дверь, на простое антиподслушивающее заклинание, и я, прислонив ухо к двери, стала слушать.
Странный звук, а, да это же бокалы. Будут опять квасить, ну, это не интересно.
А почему "имеющую несчастье", кто мне подскажет, как не Он? Врочем,  тут раздался тихий стон, я знаю, когда... так стонут. Так они там что, трахаются, что ли? Не верю - Он не может быть геем.
-Пусти, Рем, я не обезопасил дверь, а там мисс Уорси.
Я бегом отправилась наутёк.
…Неделя и один день отработок прошли, как в блаженном сне - Он меня соблазнял, откровенно, но потом выгонял без повода. Больше его друг не приходил, только однажды Северус ушёл сам. Он одел мантию всех оттенков лилий, от сиреневых до белоснежных. Мантия была очень странно скроена, она имела длинный шлейф и широкие, расходящиеся раструбами книзу рукава, которые, если опустить руки, будут стелиться по камню. Я видела Его незадолго до полуночи, чувствуя сегодня на отработке, что Он совершенно не занят мною, а думает только, как меня побыстрее вытурить. Ему это вскоре удалось, а я заняла "свой" наблюдательный пункт. Я не осмелилась следить за ним - слишком торжествующий вид был у Северуса в этом странном одеянии, так похожем на изображения дамских, именно, дамских нарядов волшебниц Средневековья на семейных гобеленах.
Я постаралась уснуть, но не могла, всё вертелась в постели и поняла, что Он ушёл к кому-то очень важному на свидание, наверное, к той самой Даме, о которой Он что-то пел, когда был пьян. Понятно, что она где-то в Школе, но кто? Я решила дальше не думать в этом направлении - всё равно этого Снейпа не угадаешь.                                                                       

******

…Сегодня Выпускной Бал. Я приглашу профессора Снейпа на белый танец, хотя на Балу будет присутствовать и мой жених, чтобы составить мне пару, а после Бала завалить в спальне. Странно, он ни разу за все его визиты не стремился уединиться со мной. Ну уж теперь-то он отыграется… Но сначала отыграюсь я.
-Позвольте, профессор Снейп, сэр, - говоря, я, присела в светском реверансе, которому меня научили с детства.
-Не хотелось бы огорчать Вас, мисс Уорси, но Ваш жених…
-Плевать, - говорю я зло и настойчиво, - я приглашаю Вас на Белый танец.
-Ну что ж, тогда всё на Ваше усмотрение, а я согласен.
Мы кружимся в вальсе, его рука на моей талии, почти не касаясь её, а мне так хочется прикосновения, как в тот вечер, когда ладонь в ладони…
-Мистер Малфой уже знакомил Вас со своей матушкой, верно?
-Нет, я и сама удивилась, но на церемонии помолвки она отсутствовавла. Профессор…
-Вы знаете, с… кем Вам придётся познакомиться, может быть, уже завтра?
-Примерно представляю, но Вы, профессор, кажется, не хотите выслушать меня.
-Нет, мисс Уорси, не хочу. Сожалею. Это, в любом случае, ни к чему не привело бы обе стороны.
-Я Вам совсем не нравлюсь? - выжимаю я.
-Ну, отчего же, для женщины Вы весьма привлекательны.
-А Вы, значит, предпочитаете свой пол?
-К сожалению для Вас, да. Это исчерпывающий ответ?
-Нет. Я ещё понравлюсь Вам, про… Северус. Хватит, я уже выпускница, а, значит, могу назвать Вас так, как называла в своих мечтах!
-Хоуп, потише, ради маггловского Бога, ведь мы не одни. Я выпил не одно Ваше любовное зелье и, как видите.
-Так Вы знали про них? - я возмущена.
-Меня практически невозможно даже смертельно отравить, а тут… сплошной женский роман.
-Я приглашаю Вас, Северус, от имени моего жениха, Вашего крестника, и от меня, дурочки, влюблённой в Вас, которой Вы так замечательно подыграли во время тех памятных отработок, на свадьбу. Вы ведь не откажете? Можете прийти с Вашим избранником, но один танец - мой.
-Я повторюсь - я согласен. Благодарю Вас, Хоуп, за тур вальса, подаренный Вами. А теперь, зная нрав моего крестника, Вам лучше до конца Бала танцевать с ним. Он ревнив.
-Вот ещё - я не его жена пока и вольна танцевать с тем, кто мне по нраву, то есть с Вами.
-Сожалею, Хоуп, но больше я сегодня не танцую. Простите за отработки. Мне было хорошо с Вами и тогда, и сейчас. Помните эти мои слова и не просите о большем.
Когда он уже шёл к преподавательскому столу, я вырвала у него обещание бывать у нас с Малфоем и после свадьбы. Он, как ни странно, уступил.

******

Я была, мягко говоря, и оскорблена и восхищена тем, что это роскошное, как хорошо сохранившийся из-за наложенных в нужное время чар, гобелен со Львом и Единорогом, что висит у меня в спальне, рондо, "по кругу", как Он его назвал, было маггловским. Это было, несомненно, и смело, и откровенно со стороны Северуса, так раскрываться передо мною. Но мне было лестно. Значит, он доверяет мне, как другу. А научно доказано, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может. Я люблю Его страстно, у меня аж внизу живота всё свело, когда я чуточку дала волю воображению и представаила… поцелуй.
-А что означает, вернее, означал, этикет в жизни магглов?
-О, очень многое. Все нормы поведения в аристократических и буржуазных обществах. Буржуа, бюргеры, горожане - неродовитые, но полноправные члены городских коммун.
Опять непонятное слово. Не буду спрашивать - сойду за умную.
-А разве по этикету тех времён с дамами целовались?
-С позволения супруга, в его присутствии, после лобызания с ним, целовали в щёку и жену аристократа. Это сейчас все - и мы, и магглы в высших слоях или когда хотят понравиться даме, галантно целуют ей ручку. Вот Вы, Хоуп, не подали мне сегодня руки ни для поцелуя, чтобы произвести на Вас впечатление, ни для простого пожатия, скрепляющего наши, надеюсь, дружеские, узы.
Дружеские. Знал бы Он… сколько значит для меня его предложение поцеловать мне руку… Да, я дала промашку. Как говорят в Школе и как теперь меня отучает говорить Нарси, я лоханулась. Странно - ещё пол-года назад я бы так и сказала, а теперь выражаюсь, как леди. Ну, или почти.
-Сотворите для меня сигарету, Севви.
-Прошу. О, нет, отдайте, отдайте, Вам нельзя, Хоуп, Вы и так дали встряску плоду огромным количеством алкоголя, да ещё собираетесь курить, ну же, не затягивайтесь, дьявол Вас побери!
Услышав про Дьявола, я испугалась. Может, я делаю что-то богохульное?
-А в Библии, ну, понимаете, дальше, где-нибудь написано, что курить нельзя?
-Нет, конечно, какое же Вы дитя, в сущности, Хоуп. Курите, Бог с Вами и Вашим младенцем. Он от Драко?
-Разумеется, к сожалению.
-А у Вас был на примете другой достойный продолжатель рода Малфоев? Например, кто-нибудь из его магглов?
Зря Вы морщитесь - если бы я был женщиной, я  бы нарочно осквернил сам себя связью с магглом, только, чтобы отомстить Драко.
-Совершенно ясно, что у Вас другой, более сильный и жестокий характер. Нарси учит меня смирению, покаянию и посту.
-И Вы поститесь?
-Да.
-Беременным женщинам поститься запрещает сам Господь. Это написано в Библии, я честью ручаюсь Вам в этом.

*****

Странная боль внизу живота не проходит. Мне отчаянно, хоть и стыдно перед Ним, хочется в туалет.
-Простите, мой живот скоро лопнет от того количества жидко…
-Не объясняйтесь, это естественно. Я подожду Вас здесь, Хоуп.
Я спешно ретируюсь в направлении ближайшей спальни. О, да это же моя. Тем лучше…
Ме-е-ерлин! Боль внутри разрывает на части, кажется, что-то там отчаянно бьётся, борется с моим телом, не хочет выйти… я тужусь.
Ма-а-ама-а-а-а!
Ой! Что это? Я рассматриваю маленький кровавый комочек в кровавой же воде. Но этот сгусток.Что это?! Не может быть! Это плод… Меня начинает тошнить, я помню, что в ушах зашумело, а перед глазами мельтешат чёрные мошки, темнота, "Я разобью голову", - последняя мысль…
Я лежу не на полу, а на чём-то крайне неудобном и жёстком. Пытаюсь сесть, но мне больно, там, внизу. Поворачиваю голову и… я в ужасе - в моей ванной комнате Севви, я полулежу головой и плечами на его колене, в его глазах - боль, отражение моей и ещё что-то своё.
-Мне нет прощения, Хоуп, я никогда не убивал дитя в чреве матери, никогда, слышите?!
"Мне отмщение и Аз воздам". Вот и мщение, это не Ваша вина, милая, простите, я уже не имею права называть Вас так, леди Малфой, это я с безудержной неконтролируемой пьянкой.
Мы, то есть, я отравил Ваш плод. Сообщите об этом мужу - он вызовет меня в Уизенгамот за непредумышленное убийство, и я скажу:"Виновен".
Боги, Мерлин, что он несёт. Это же счастье - я свободна от этого выблядка Малфоев, по крайней мере, на долгий срок, пока муж не перестанет вести такую жизнь и не пройдёт обряд Очищения.
-Не вините себя, милый, добрый Севви. Если бы я желала лучшего подарка, чем этот… Просто остановите мне кровь и дайте Обезболивающее. Положите меня, на время, на кровать, эльфы всё заменят.

*****

Я забываю о боли - ведь Он несёт меня на руках, бережно, как Моргану, и укладывает на кровать, подкладывая под голову подушку.
Но боль возвращается, как только Он отпускает меня. Это и есть стихийная магия? Я ни разу не ощущала её в действии.
-Вы  же - стихийный маг… -выдыхаю я с трудом.
-Да, к Вашему счастью, и могу вылечить Вас от этого недуга - маточного кровотечения, иначе Вы бы умерли. Ведь в Мунго Вас в таком состоянии не переправишь…
А теперь, Хоуп, всё зависит от Вашего стремления выжить. Вы должны забыть, что я - мужчина, перед Вами - колдомедик по проблемам женщин.
-Но это же не значит, что Вы будете меня... осматривать?!
-Именно осматривать. И лечить.
-Но, Севви… я не могу.
-Иначе. Вы. Умрёте. Вы хотите жить, мисс Уорси? Хотите слушать моё пение? Хотите держать меня ладонью в ладони? Хотите, наконец, пить со мной шампанское из горлышка?
Хотите, чтобы я научил Вас пить вина Малфоев?
-Да, только… я закрою глаза.
-Это Ваше право и ещё, Хоуп, надейтесь, что у меня всё получится.
Да, он задрал мне юбку и снял полуспущенное окровавленное бельё. Раздвинул мне ноги и… поток чего-то, чему нет названия в лексиконе леди Малфой, подул прямо в меня, туда, в глубину. Я от страха зажмурилась ещё сильнее.
-Больно, Хоуп?
-Нет, просто никогда не чувствовала… такого.
-И, даст Мерлин, или маггловский Бог, никогда больше не почувствуете. Вы сможете иметь детей. Вам повезло. Иначе Драко развёлся бы с Вами, не задумы…
-И разведусь! Как с "нагой женщиной". И Вызов от Уорси приму и убью его на хуй!
-Драко, муж мой, опомнитесь, Вы пьяны.
-Идите проспитесь, лорд Малфой! Я лично прослежу, чтобы Вы до приёма Антипохмельного зелья не подходили бы к жене!
Ничего себе он кричит на Малфоя… Неужели и на эту дрянь нашлась управа?
-Да пошёл ты, Снейп. Ты мне не отец, и я могу приказать любому из своих домашних эльфов выкинуть тебя за антиаппапа… в общем, не ты тут Хозяин. Пшёл вон! А с этой блядью я щас разберусь…
Боги, Иисусе сладчайший, я готова всю неделю просидеть взаперти, на хлебе и воде, наказывая плоть плёткой, с боем отнятой у Нарси - мне нужнее, только бы не "нагая женщина", только бы… он, что, раздевается при Нём?
-Драко, ты ополоумел, как твоя мать. Ты что, при мне раздеваешься?
-Да, я выебу эту грёбаную  мразь, эту суку, у тебя на глазах, а потом можешь делать со мной всё, что хочешь - ты ж блядь, мне, как-никак "отец". "Папочка", позволь мне к жёнушке, а то у меня невъебенный сто…
-Expelliarmus! Petrificus totalus!
И всё без волшебной палочки, простыми взмахами рук - я  снова видела стихийную магию, на этот раз  в действии!
Так, позвать эльфов, а кровь-то всё идёт.
-Профессор, профессор, у меня кровь.
-Леди Малфой, ток Ваших кровей прекратится после чистки матки, которую я проделал. Вам, к моему сожалению, придётся подождать минут двадцать-тридцать.
-Дайте же мне Кроветворного зелья.
-Я уже дал Вам его, когда Вы были в обмороке, и в достаточном количестве. Вам незачем бояться за свою жизнь, леди.
Леди Малфой, прикажите убрать Вашего супруга в его спальню или в одну из тех, что он занимает. Я смогу дать ему Снотворное зелье и снять свои заклинания.
О, Драко, ты и так уже спишь. Ну и набрался же ты, - Он наклоняется к моему мужу и втягивает носом воздух, - дешёвым скотчем. Ты, видно, не заслужил сегодня ничего более ценного. Жаль.

*****

Я приказала домовикам убрать мужа из спальни в его излюбленную, что и было в миг проделано. Я не знаю и не хочу знать, где это и на каком этаже.
-Севви, дай мне покурить сигару.
-Вот, держите, Хоуп, а вот пепельница - Он протянул мне диковинной формы раковину с нежным розоватым нутром, покрытым перламутром.
Как эротично…
-Ой, какая прелесть! Это мне?
-Вы же сейчас курите. А теперь подумайте хорошенько своей красивой головкой, в какой ситуации оказался я - я не могу покинуть Вас, беззащитную, пока не проспится Ваш супруг и не выяснится, в каком он настроении.
Я хочу поговорить с ним, но та ситуация, в которой он нас застал, внушает мне всё большую уверенность в том, что мне придётся рассказать ему о выкидыше, минуя наше предварившее его времяпрепровождение. Он ведь очень ревнив, наш Драко, а я не хотел бы делать из Вас "нагую женщину". Это несправедливо, ибо ничего постыдного, могущего очернить честь дома Малфоев, мы не совершали. Придётся сказать, что Вы вызвали меня, как его крёстного и шафера, когда у Вас, словно бы сам по себе, случился выкидыш, а Вы были в состоянии думать и не решили звать колдомедиков из боязни попасть в светскую хронику "Daily Prophet" и в жёлтые газетёнки. Поэтому весма мудро выбрали, даже в кризисном состоянии, "семейного" человека, связанного с целительством. Потом можно вернуться к тому, что я действительно сделал Вам небольшую операцию, то есть целительское вторжение, в целях спасения Вашей жизни. Так мы обелим Вас полностью в глазах ревнивца. Если он посчитает, что я вторгся, извините за каламбур, в чужие угодья, пускай имеет дело со мной, считая, что это я бросил тень на честь рода.
В будущем советую Вам, прежде, чем вызывать мужчин в Мэнор, быть абсолютно уверенной в том, что Ваш супруг далече и не вернётся так внезапно, как сегодня. А так как предсказать нрав и поведение Драко, как я вижу, невозможно, старайтесь сами апппарировать к интересующим Вас субъектам. Простите, но меня из Вашего списка Вы должны отныне исключить.
…Он совсем запутал меня высокопарными, длинными, как змеи, предложениями. Я поняла только, что Он не хочет больше меня видеть. Это ужасно.
-Вы, Севви, считаете, что я прислушаюсь к вашим мудрёным советам для того, чтобы больше не… - я не смогла договорить." Я поцелуи не приму, что раздают по этикету…" Так вот чего Он хотел - моего "тайного" поцелуя?
-Севви, мне нужно сказать Вам, приблизьтесь ко мне, прошу.
Он пододвинулся, ещё раз оглядел меня снизу, произнёс Очищающее заклинание и одёрнул платье. Наклонился, низко-низко, над моей рукой и поцеловал её. Я поняла, что это мой провал. Но я не могу не видеть Его, я буду, буду, буду вести роскошную жизнь в Мэноре, наплевав на сумасшедшую Нарси с её смирением, покаянием и постом, с её плёткой, наконец! Пусть её. Я буду звать Его на каждый раут, приём чиновников из Министерства, балы, которых я закачу немало только для того, чтобы чаще видеться с Ним и, пускай, его любовником, Люпином. Я, в конце концов, хочу увидеть их вместе, как пару.

*****

-А на официальные мероприятия в Малфой-Мэноре Вы будете появляться? Я имею в виду светскую жизнь со всем её блеском и унынием. Но нам же не будет скучно, как и прежде, пить шампанское из горлышка, мне - научиться пить коньяк, как Вы это подразумевали, когда ради "ладони в ладонь" призывали меня жить, пусть надеждой, пусть… Я - Хоуп и надеюсь. Не дайте надежде умереть, прошу Вас, Севви. Иначе зачем Вы возвращали меня к этой унылой, постной жизни? Зачем навеивали воспоминания и внушали надежды, от которых хочется жить? Ведь Вы - не из породы лжецов, хотя и этим свойством Вы умели когда-то пользоваться на благо чистокровных магов?
-Я - лжец и лицемер, мисс Уорси, так сказать, по бывшей "профессии", но не в реальной жизни. Ненавижу ложь, и всё равно завтра придётся лгать своему крестнику, чтобы уберечь Вас - ложь во спасение. Я буду появляться на Ваших званых вечерах и тому подобных мероприятиях, иногда с Ремусом, иногда - один. Но, не хочу быть заранее лживым - Вы нравитесь мне именно, как мисс Уорси, а не леди Малфой, но… я не люблю Вас. Простите.
-Я для Вас просто невыросшая ещё студентка, а не как зрелая заму…
Он захохотал:
-Зрелая! В восемнадцать лет против моих сорока трёх! Да Вы, мисс Уорси, милая Хоуп, нравитесь мне, как ещё не окрепшее дитя, своей волей и надеждой пробирающая ad astra per aspera.
Мне и неудобно, что Он смеётся надо мной, но, вдруг, после всего пережитого за последние сутки, я не выдерживаю и тоже начинаю хохотать. Вместе с Ним. И это нас сближает. Словно мы двое - единое целое, одни во Вселенной, где нет ни Малфоя, ни Люпина. Я ещё заставлю Его полюбить меня. Я смогу. Я - Хоуп и надеюсь.
Внезапно я чувствую жуткую головную боль и, одновременно, тяжесть и ломоту во всём теле. О, это похмелье
-Севви, дайте мне Антипохмельного зелья, пожалуйста.
-Я не нашёл его в Вашей аптечке.
Как, я уже выпила всё, когда у меня был запой после осознания беременности? Да, я тогда пила много - огневиски, препротивнейшее вино из Подвалов, даже коньяк, хотя я его и не люблю, пила залпами. Тогда, может, выкидыш - следствие не сегодняшнего опьянения шампанским и Северусом?
-Что же мне делать - я жестоко страдаю. Мне кажется, после той боли, которую я пережила сегодня, с меня достаточно?
-Я сейчас аппарирую в Лондон, у меня там дом, в котором всегда, - Он подчеркнул это слово, - есть Антипохмельное зелье просто потому, что там моя лаборатория. Вам придётся подождать минут десять. Вы согласны, Хоуп?
-Да.
А что мне ещё сказать? Что я боюсь остаться хоть на несколько минут без Него в одном  доме с пьяным мужем? По-детски. А он и так считает меня несмыслёнышем, студенткой… Промолчу и подожду. Ничего не случится.
Я не заметила, как Он покинул комнату, наложив на дверь мощные Запирающие чары. Я их почувствовала. Я хорошо ощущаю чары. У профессора Флитвика я была лучшей студенткой среди всех Домов Хогвартса.
Я не заметила, как провалилась в болезненное забытье.

*****

Он вернулся, и с порога, увидев моё состояние, когда я дёрнулась присесть при Его появлении, крикнул:
-Лежать!
Я легла, смутившись своему порыву.
-У Вас опять может начаться кровотечение, и тогда мне нужно будет практически отправиться в Посмертие, чтобы исцелить Вас, милая Хоуп.
Ну вот, я снова восстановилась в статусе. А здорово я так подумала. Красиво и достойно леди, а не студентки, которая подумала бы: "Заебись!" и была бы права - я снова "милая Хоуп".
Я выпила Антипохмельное зелье, и мне полегчало. Правильнее сказать, стало легче. Так положено думать леди.
Я вновь решилась:
-Севви, я хочу подарить Вам "поцелуй не по этикету" - за всё, что Вы сделали для меня за эти сутки, а потом я раскрою страшную тайну. Вы заинтригованы?
-Милая Хоуп, уж если Вам так этого хочется, - Он наклонился надо мной, губы, наверное, такие страстные и упоительные, были сжаты в строгую линию,
Я прижалась к нему ртом, словно не умея целоваться. Он быстро чмокнул меня и снова сидит, как ни в чём не бывало, уже в изножье кровати.
-Вы довольны, Хоуп?
-А Вам понравилось?
-Это - моветон - отвечать вопросом на вопрос, будем считать, нам обоим понравилось.
Да он издевается над несчастной женщиной! Да как он смеет говорить, что этот невиннейший поцелуй мог, хоть в малейшей степени, дать мне разрядку! А я так нуждаюсь в ней.
-Так что у Вас за страшная тайна, мисс Уорси?
Я рассказала ему, почему в аптечке не оказалось Антипохмельного зелья.
-Так Вы много пили и отравили плод. Вы не хотели дитя?
-Конечно, нет, то есть, не от Малфоя.
-Вы играете с огнём. Если у Вас в мыслях есть переспать с магглом из его "ассортимента", здесь, право, может помочь классический избирательный Оbliviate.
Ну что ж, Вашим признанием Вы почти что сняли камень с моей души. Я больше не чувствую себя единственным убийцей нежеланного ребёнка, хотя Вам, милая Хоуп, очень пошло бы быть Мадонной.
Мадонна - это по-итальянски старинное обоащение к женщине, как мадам, я знаю. Но при чём здесь ребёнок? Не буду спрашивать, из принципа.
-Я не пересплю с магглом никогда.
-Не зарекайтсь, мисс Уорси.
-Я имела в виду адюльтер с высокородным магом, желательно, имеющим наследственный титул.
Я снова призналась Ему. Красиво. Во всём.

*****

-Схожу к Циссе, она уже наверняка бдит и молится. Ну так я отвлеку её ненадолго.
И это всё? Он - железный. Я же не противна Ему, Он сам дал мне знать.
-Не ходите, она озабочена теперь Вами, Вы забыли, Севви?
-Нам лучше прекратить это её новое "увлечение" сразу, чтобы не вышло конфуза при гостях, которых Вы собираетесь теперь часто зазывать в Мэнор. Кстати, как Вы думаете, каково будет мнение лорда Малфоя по этому поводу? Впрочем, я переговорю с ним и об этом.
-Я не знаю, как благодарить Вас, Севви. У меня просто нет слов.
-Иногда молчание значит больше, чем само красноречие. Так я пойду к Циссе, а Вы прикажите эльфам привести Вас в порядок так, чтобы Вы совершали при этом, как можно меньше движений, и, ни в коем случае, не садитесь.
-Вы ещё заглянете?
-После разговора с Драко, милая Хоуп.
Всё действительно вышло тип-топ, и с Драко, и со светской жизнью. Я теперь сама себе госпожа.

*****

…Я пригласила Его с любовником на благотворительный бал по случаю помощи детям из обедневших чистокровных семейств. Приглашённых - море, и мне не трудно будет раствориться в нём с теми, кто меня действительно интересует. Я в голубом платье, сшитом специально для этого бала. Оно делает меня совсем юной и невинной. А ещё прекрасно подходит моим распущенным, завитым лишь у лба коротким волосам, создающим вокруг головы подобие нимба, а в остальном, длинным, распущенным по плечам, как на свадьбе. И, разумеется, цвет атласа оттеняет мои глаза столь безукоризненно, что Он обязательно влюбится в меня… такую  прекрасную, словно сошедшую с гобелена "Дева с Единорогом", один из моих любимых, здесь, в Мэноре. Я даже заказала точно такое же средневековое платье с поясом под грудью, очень широкой юбкой и корсажем со шнуровкой, под который, в декольте, вшита белая с золотом парчовая вставка, полностью закрывающая грудь. Я знаю, конечно, что надо было делать не вставку, а одевать два платья - белое на тело и голубое сверху, но не решилась. Слишком экстравагантно.
Посмотрим, как Он отреагирет на мою, так милую Его сердцу, средневековую одежду. О, вот и  Он… они.
Блин, прекрасная пара - не придерёшься. Люпин выглядит значительно интереснее в паре с Ним. Они даже не держатся за руки! Люпин в красивой золотисто-коричневой, под цвет глаз, мантии церемониального покроя, с волосами, почти отросшими до шеи, и Он - в тёмно-синем шёлковом плаще! Да, не в мантии! К чему бы это?
Я подхожу, отвязавшись от брюхатой миссис Арес Нотт, к ним.
Обмениваюсь стандартными приветствиями. Они оба спокойны, но, как-то, на мой взгляд, чересчур. Не на похороны же они пришли, а на бал.
-Чего Вы изволили бы выпить, профессор Люпин, сэр?
-Можно просто Ремус, Вы - уже не студентка, леди Малфой.
-Да хватит церемониться, это же моя милая Хоуп, - заявляет с некоторым воодушевлением Он.
-Но мы ещё не так близки с леди Малфой, чтобы я обращался к даме по имени, в отличие от тебя, Север.
Вот он как его зовёт. Моё обращение мягче, женственнее, что ли.
-Так вот, возвращаясь к вопросу о напитках, что Вы предпочтёте сейчас, Ремус?
-Конечно, шампанское! Я, то есть, мы с Северусом, пришли хорошенько повеселиться.
Отжигать будут. Ну-ну, посмотрим.
Я призвала эльфа и приказала принести и поставить на фуршетный стол ведёрко с шампанским, да самое большое ведёрко и больше льда.
На улице, несмотря на вечер, душно. Все окна и двери Мэнора распахнуты. Верно, быть грозе.
-Вы любите грозу, Северус? А Вы, Ремус?
-Я страстно люблю грозу, больше, чем коньяк. Под неё получается великолепная магия стихов, - сказал Северус.
-А я не очень потому, что эта магия бывает… несколько неприятной.
-Да брось, Рем, разве тебе не понравилось моё последнее творение? То самое, от которого ты упал в обморок.
И так далее. Я стояла перед ними, как последняя нищенка, вымаливающая крохи внимания, а они отрывалсь вовсю, будучи среди этой толпы вдвоём.
Я поняла, что они так и будут упиваться обществом друг друга, если срочно не принять меры и сказала:
-Господа, давайте же пить шампанское, лёд тает.

*****

Нам удалось без помех выпить по три бокала, то есть каждый опустошил по бутылке. В крови заиграли веселящие пузырьки, но ко мне подошла Изабель де Виньон, прибывшая с Континента на мой бал. Я вынуждена была оставить мужчин и обменяться любезностями с этой иностранкой, кажется, из Швейцарии, которая доводилась мне очень дальней родственницей по материнской линии.
Это была весьма куртуазная беседа - я полностью выложилась в запасах красноречия, причём по-французски. Самым неприятным был троекратный поцелуй в щёки, который принят у французов, где бы они ни проживали. Но этого странного политеса мне не удалось избежать. Краем глаза я уловила Его ухмылку и довольное фырканье.
Как же глупо я попалась - на глазах у Него целоваться с женщиной! Разумеется, он знал французские обычаи, и, всё равно, Ему смешно… Обидно.
К Изабель подошла моя мать, Цезарина, урождённая Нотт, поговорила с ней и отвела меня под локоть в сторонку, к портьере.
-Хоуп, девочка, твой Малфой - двоежёнец.
Я только вытаращила глаза.
-У него есть жена-маггла?
-Нет, в его гареме первая жена - Пенелопа, урождённая Паркинсон.
-Но он же развёлся с ней. Я точно знаю, maman, не беспокойтесь.
-Он развёлся только на бумаге, но не разделил имущество. Ты же понимаешь, что в этом случае он, де-факто, всё ещё женат на Пенелопе.
-Но почему он не разделил это Мордредово имущество?! - взвилась я.
-Пенелопа потребовала слишком много - винные погреба Малфоев. А сами вы живёте, ни в чём себе не отказывая, именно за счёт продажи Малфоевских вин в дорогие маггловские рестораны по всей Европе. Даже в Америке знают эти вина. И повсюду ценят их баснословно дорого.
Если Пенелопа добьётся своего, вы останетесь ни с чем.
Мне стало по-настоящему страшно, но… я  вспомнила о Нём и решила проконсультироваться у такого знающего всё и вся человека.
-Не бойся так, ma fille - у Малфоев отличные адвокаты. Они обведут Пенелопу вокруг пальца, так же, как и с разводом. Она была против, но её вынудили подписать соответствующие бумаги.
-Спасибо за счастливое известие, мамочка, и как Вы прикажете мне вести себя с мужем?!
-Не давай ему спать с собой…
-Это уже пройденный этап. Он имеет половые связи с магглами, так что эта скотина меня и пальцем не трогает.
-У тебя есть любовник?
-Пока нет, но, надеюсь, скоро появится.
-Ты надеешься привлечь внимание вон того черноволосого волшебника  в синем плаще? Бесполезно - он увлечён своим кавалером. Хотя, признаться, вкус у тебя хороший. В юности Северус Снейп был некрасив, а сейчас… вполне хорош. Может, тебе и удастся осуществить свой план - недаром он не в мантии.
-А что это значит, матушка?
-Это означает, что он сегодня намеревается объявить предполагаемый важный поступок, таков старинный обычай: предупреждать присутствующих, чтобы они не мешали бы такому магу, пока он не огласит Решение. Но, думается мне, Хоуп, оно не коснётся тебя. Так что найди себе цель попроще - того же Ареса Нотта, моего племянника. Его жена беременна, выглядит ужасно. К тому же, он её не любит, он сам мне говорил, что женится вторично только для продолжения рода Ноттов.
-А кто была его первая жена и почему он развёлся ?
-Его первая и до сих пор единственая любовь, ещё со Школы, была той знаменитой подругой Героя, Гермионой Грейнджер, грязнокровкой, позором рода Ноттов. К счастью, она умерла, не оставив потомства.

*****

Вылезаю с трудом, ещё бы, после куриного бульончика впервые за две недели, да ещё такого траха, "Высуши меня, Малфой", протягиваю руку к свёртку, лежащему на подзеркальном столике с раковиной, раскрываю… Боги, какой парфюм! Какое пение – тысячи пташек тихонько напевают свои затейливые или не очень, брачные песни, раскрываю коробку – халат, нет, это пеньюар… Ну почему сейчас, сегодня, в последний день, после которого мы больше не увидимся?.. А он может быть галантным, мой, уже бывший, Малфой.
– Благодарю, – шепчу я, позволяя розоватому лёгкому румянцу залить мои щёки, делая меня ещё более привлекательной, – это, наверное, для Пенелопы?
– Это для тебя, моя виртуальная шлюшка и постница он-лайн.
– Я не понимаю тебя, Малфой.
– А, тебе не объяснишь, только маггловским бабам дано понять, что такое И-нет.
Так вот, нас помолвили с Пенелопой ещё в детстве, перед Школой с обязательством блюсти, блядь, невинность. Это с моей-то внешностью и темпераментом, правда, к счастью, о последнем я не подозревал. Так я окончил Хогвартс без единой зарубки на древке метлы, но с мозолистыми руками. Шучу – я редко дрочил, у меня просто не хватало фантазий о голых тёлках или парнях с уебанскими жопами. Вообще, говорят, вернее, утешал меня крёстный, чем меньше знаешь о сексе, тем меньше его хочется. И это правда.
Самое интересное, что эта ёбаная сука Панси не соблюла договор, меня чуть не вытошнило прямо на неё. Я-то был чист, аки агнец, как говаривает теперь матушка. Панси я тогда, после моей истерики у крёстного на первое же утро после свадьбы, прижал её на предмет, с кем. А она, дура, говорит, что налетела на луку седла и всё такое. Я, чтобы не пятнать честь семьи, не стал предавать это дело огласке, но… в общем, тебе не нужно знать всю эту долбаную историю моей жизни с Панси, да и не только Панси – главная беда такой жизни. Это – я сам.
Извините, меня, мисс Уорси, за… всё, что я сделал Вам и чего не сделал для Вас. До встречи.
Он разворачивается и выходит прочь из спальни, оставив меня нагую, с кружевным пеньюаром точно под цвет моих глаз. Выбирал. Мне приятно и горько одновременно, но я вспоминаю о Севви – как он, не разбудила ли я его криком животной страсти? Иначе ощущение после этого траха не назовёшь.

*****

Севви спит, лицо умиротворённое, чёрные круги вокруг глаз пропали. Скоро проснётся. Надо будет посытнее накормить Его. Но какую кухню Он предпочитает? При мне Он ел только за преподавательским столом. Может, что-то из Хогвартсовского меню? Нет, лучше простая и сытная английская кухня. Лучше на свете всё равно ещё никто, даже тайцы, не придумали.
Итак, рыбный суп, бифштекс с картофельным пюре, традиционный пирог со свининой по-домашнему, мясной пудинг. Без закусок, хотя, конечно, пока я в Мэноре, можно заказать у эльфа целую тарелку икры, но тогда понадобится шампанское. Позже, вечером. Кстати, Ему за обедом нужно выпить бутылку Малфоевского вина, полусладкого, тогда я выпью с Ним, за выздоровление Я расскажу Ему о визите Малфоя, пропустив самое интересное, но оставив самое нужное – об идее Малфоя даже откровенно грязными способами добиться окончательного развода с Пенелопой, Панси, ёб твою мать. Ой, опять вырвалось. Ну и хуй с ним, этим грёбаным этикетом. Я теперь всё равно буду по жизни, до замужества, по крайней мене, хорошей девочкой – надо же мне женихов прельщать! Хорошо, что Малфои решили не передавать прессе все тонкости жизни нашей большой семьи. Ха-ха, а что было бы, если бы именно я сделала это? Большой куш мне был бы обеспечен, но… тогда возникнут трудности со следующим замужеством. Всё-таки такая грязная история. Нет, последую чете Малфоев и буду молчать в тряпочку.
Ах, Севви, вот ты спишь и не видишь меня в этом кружевном чуде.
Боги, я забыла вымыть голову!
– Ланси! Хозяйка требует помощи в мытье головы!
– Ланси должен помочь Хозяйке магически или вымыть водой?
– С шампунем, бездарь.
Мы вымыли голову. Ланси – на редкость сообразительный эльф, надо будет выпросить его у Малфоя, как "остатни задарок", как говорила моя троюродная тётка, любившая, во времена моего детства прибывать из своей сраной Польщчи, фу, язык сломаешь, столько шипящих, будто говоришь на парселтанге. Хотя я не встречала мага–змееуста.

*****

Ой, Севви просыпается. Приму самый невинный вид, хотя под пеньюаром видно многое. Ну, посмотрим, кто кого.
– Севви, дорогой, Вы выспались?
– Кто это? Где Рем?
Он продрал глаза, хотя не хочется о вот этих, широко распахнутых глазах, в которых застыла какая-то вселенская печаль, говорить: "продрал". Отворил, как пишут в любовных романах о красавцах с накачанными мышцами и безволосой, в отличие от всех моих кавалеров, грудью. Интересно, такие, ну, то есть, безволосые, бывают? Надо будет сегодня вечером, за шампанским с икрой выспросить, какая грудь у Севви. Если Он напьётся, обязательно скажет. Он меня не стесняется. Почти.
– Севви, я – Ваша Хоуп. Вы в Малфой-мэноре, а Ремус в Хогвартсе.
– Простите за глупые вопросы, милая Хоуп. Это я спросонья. Понимаете, лёг и забылся таким глубоким сном-без-сновидений, вот видите, даже язык заплетается. Говорю какую-то чушь, а надо бы спросить… Он, наконец-то, взглянул на меня.
– Вот и спрашивать не надо. Вы прекрасно выглядите, Хоуп, вот только я могу оценить Ваши формы и другие, скажем так, красоты, лишь, как художник. Малфой – идиот, Вы стоите больше, чем Подвалы.
Я покраснела по-настоящему, а не как перед бывшим мужем, нарочито. Я краснела только с того момента, когда впервые увидела Его. До тех пор я перестала это делать ещё с "пелёночного" возраста.
Почему я краснела перед Ним, как последняя дурочка с Хаффлпафа и продолжаю краснеть и теперь, на этот раз, из-за не в меру откровенного наряда? Я. Люблю. Его. Оттого и краснею.
– Но Малфой не идиот. На что бы он продолжал кутить в маглесе?
– Если Вы, милая Хоуп, думаете, что Он соблазняет своих маггловских amoureux с помощью обычных методов – походов в рестораны, театры, да, хотя бы, в кино, то Вы ошибаетесь. Он знакомится прямо на улицах, автобусных остановках, в подземке, в общем, куда его черти занесут, и у него есть дар обольщения, впрочем, не принятый Вами, к счастью.
Я мало, что поняла из Его речи – там всё о маггловской жизни, но вспомнила сцену в ванне и опять покраснела.
– Вас смущает то, что я рассказываю о Вашем бывшем муже? Что-то Вы сегодня часто краснеете. Вы чем-то озабочены или возбуждены? Расслабляющая ванна, вот и весь рецепт, хотя я вижу, что ванну Вы приняли. Могу ли я спросить, какую?
– Укрепляющую.А потом приходил Малфой и, долго и высокопарно извиняясь, намекнул мне, что хочет официального продолжения нашего союза. Представьте, Севви, у Пенелопы есть любовник, и Малфой хочет этим воспользоваться, чтобы представить её в роли "нагой женщины". А мне достнется роль верной супруги этого грязного распутника, хотя я не хочу продолжать этот проклятый род. Посудите сами: отец – Пожиратель Смерти, мать – не знаю…
– Тоже.
– Тем более, а теперь ещё и позор семьи. Вы же знаете про неё много больше меня. Сын – без комментов, то есть, извините, комментариев.
– Насчёт леди Малфой Вы ошибаетесь, мисс Уорси, я крайне редко общался с Циссой наедине, а вот Вы провели с ней пол-года. За всю мою жизнь, не считая собраний у Волдеморта, не наберётся и месяца личного общения с ней.
– Это из-за того, что она была к Вам неравнодушна?

*****

– Вы очень проницательны, милая Хоуп. Да, я не хотел её привязанности, считая Люциуса ревнивцем, и не просчитался – однажды из-за неких кривотолков он вызвал меня на дуэль на шпагах "до первой крови", и моя кровь оказалась таковой. Он сильно поранил меня тогда и ушёл из фехтовального зала и, если бы не мои целительские способности, неизвестно, остался бы я тогда в живых. Разумеется, он пришёл через час, чтобы проверить, как я. А я – живой и почти невредимый. Тогда он смилостивился надо мной и дал порт-ключ до Хогсмида, откуда я, снова истекая кровью после этого, как Вы знаете, неприятного вида перемещения, особенно для раненых, еле добрался до Школы и занялся своим лечением более серьёзно, с помощью зелий.
– Жуткая история. Видимо, Малфой жестокостью пошёл в отца.
– Нет, скорее в мать. Ведь именно по её вине мы вынуждены были драться. Но и Люц, конечно, в тот день показал свою истинную натуру – мучителя и убийцы.
Он был настоящим профи по пыткам, потому и стоял по правую руку от Лорда.
– А Вы, где стояли Вы?
– К сожалению, вынужден Вас огорчить, мисс Уорси, я был его "другом", как он называл меня, его Левой Рукой, которую он ценил выше Правой.
– Браво, Севви. Вы, будучи шпионом Ордены Феникса, заняли такой пост?
– Да, – коротко ответиол Он, показав, что тема Ему неприятна.
– Сейчас мой эльф принесёт Вам обед. Я, недолго думая, выбрала традиционные английские блюда. Уж извините, если не угодила, но эта еда действительно помогает встать на ноги, а к вечеру у нас – шампанское с русской икрой.
– Замечательно, я тоже не отказался бы сейчас от пирога со свининой или рыбного супа.
Я засияла.
– Что, я угадал? – весело спросил Он, улыбаясь, однако, только губами, – Но моё условие таково: завтра я покидаю Вас, милая Хоуп, мне необходима встреча с Ремусом.
У меня упало сердце. Опять этот грёбаный оборотень.
– Поймите, милая Хоуп, нас связывает величайшая магия – тинктура, это своего рода неразрывная связь, появляющаяся после правильно проведённой церемонии Алхимической или Королевской, Свадьбы. Мы провели эту церемонию, впрочем Вы видели меня тогда, когда я выходил из аппартаментов и шёл к Ремусу, а Вы, несмотря на излишнюю любознательность, касающуюся моей личной жизни, впервые за многое время проявили тактичность и не последовали за мной, за что я, вернее, мы с Ремусом, Вам очень благодарны. Суть Свадьбы я пояснять, с Вашего позволения, не стану. Это долго и нудно, а на словах – мы впервые разделили ложе.
– Как Вы красиво говорите. Как-то старомодно: "разделили ложе", словно супруги в первую брачную ночь пол-столетия назад, когда маги и волшебницы соблюдали телесную и духовную чистоту до первого траха. Ой! Простите, Севви, как-то само вырвалось. Нарси учила меня светским фразам, которые я, признаться подзабыла после Хогвартса, и, главное, заставляла мыслить по-светски, чтобы не получалось вот так. И я была прилежной ученицей, но она запар… извините, утомила меня молитвами, воздержанием, постом и, главное, этой ужасной плёткой… Вы знаете о ней, Севви?
– Нет, но я догадываюсь, что это ритуальная плеть для самобичевания.
– Она не маггловская, с тремя когтями грифона. И не старая…
– Не продолжайте, прошу Вас, мисс Уорси, а то мне отобьёте мне аппетит. Это плеть для пыток магглов и грязнокровок, как называл Лорд всех нечистокровных магов, хотя сам был таковым, то есть, грязнокровкой.
Я удивилась.
– Об этом не написано в учебнике, по которому мы учили Новейшую Историю магии.
– Там много чего не написано, а остальное – наоборот, переврано.
– А Герой, действительно, тоже был грянокровкой?
– Он был полукровкой, мисс Уорси, и не спрашивайте меня больше о нём ничего.
Что-то странное мелькало в мозгу, что-то Он говорил об этом долбанном Поттере, но вот что… помню только: "Вы не запомните ничего". Вот я и не запомнила. Наверное, он что-то внушил мне, чтобы я забыла. Но вот точно знаю, что больше он о Герое не заговорит. Жопой чую.

*****

– Ваш обед, Хозяйка, для мастера Северуса Снейпа, сэра.
– Остатки можешь доесть, – говорю я Ланси. Он расплывается в оскале, который можно, с чувством юмора, назвать "улыбкой", и исчезает.
Я расставила супницу и тарелки, накрытые колпаками, на своём столике. Поставила вино и два бокала. Теперь Ему придётся сесть на мою кровать. Или в кресло. Он, конечно же, выбирает "нейтральное" кресло.
– Кстати, моя кровать полностью перестелена, а с неё удобнее есть, – говорю я, наливая в большую тарелку ароматный суп.
– Я пересяду, с Вашего позволения – в кресле слишком низко сидеть, оно не создано для принятия пищи, спасибо за заботу.
Он начинает есть по-королевски, не торопясь, бесшумно, не проливая из серебряной ложки ни капли, будто Он не зверски голоден.
– Закажите второй набор приборов, и мы сможем поесть вместе – я же вижу, как голодно горят Ваши глаза, милая Хоуп. По крайней мере, поешьте супа хорошенько – это пойдёт Вам на пользу. Кстати, почему мы должны обедать в спальне?
– К сожалению, этот ёб… извините, грубый Малфой выделил мне из всех помещений Мэнора только эту комнату.
– Ваш эльф быстро чистит одежду?
– Я… я не знаю. Малфой принёс мне пеньюар, в который я и переоделась, а одежду отдала Ланси, но до сих пор её не получила.
– Вы будете столь любезны, о, сладчайшая Дама, чтобы допустить бедного странствующего рыцаря до своей ванны? – спросил Он, явно подшучивая надо мной, но я не поняла, в чём прикол.
Не буду спрашивать. А вот поесть вместе, с маленького столика, локтями задевая друг друга , это можно. Тем более, что после траха я хочу жрать, причём зверски.
– Ланси! Суповую тарелку и ложку!
Я всё больше хочу забрать этого эльфа, как память о Мэноре.Очень понятливый для домовика, который знает меня всего пол-дня.
Мы едим суп молча, потом Он принимается за бифштекс с кровью, ухитряяясь, даже разделывая полуготовое мясо, не задеть меня. Он отрезает крошечные кусочки, явно смакуя те, в которых больше непрожаренного мяса. Вампир. Быстро разделывается подчистую с картошкой. А я, как зачарованная, всё ещё ем вкусный суп. Как же его много!
За мясной пудинг он не берётся, говоря, что наелся после полуголодной жизни досыта, а переедание может вызвать "сомнительный эффект", сказал бы лучше, блевоту.
– Линки! Приготовь мастеру Севрусу Сейпу, сэру… какую Вам ванну?
– Тонизирующую.
Я повторяю .
– И, да , возьмёшь одежду мастера северуса Снейпа, сэра, и вычистишь, а если надо, то постираешь, и доставишь её обратно, пока означенный волшебник будет принимать ванну.
– Слушаюсь, Хозяйка. Всё будет сделано, как сказала Хозяйка. Ланси – умелый домовой эльф.
Уже делать ванну для мастера Северуса Снейпа, сэра?
Я взглянула на Него, Он кивнул.
– Да, можешь начинать, – сказала я.
Вскоре Севви скрылся в ванной комнате, судя по звукам, сбрасывая заношенную, пропитанную ароматами лекарственных зелий и одним Ему присущим запахом, одежду. Как бы я хотела сейчас войти в ванную. Да, ведь можно применить Зеркальные чары – Он меня не увидит, а я его – полностью, правда, он в ванне. Ну, хоть что-нибудь увижу.
А у него действительно безволосая грудь и такие эротичные тёмные соски. Эльф уже забрал одежду, значит, надо соорудить для Севви банный халат, когда Он будет вылезать. Но пока я посмотрю на Него ещё немножко. А он, оказывается, не столько худой, сколько жилистый, и мускулатура имеется. Руки, по крайней мере, сильные. А когда Он обхватывал меня за талию, Его руки едва касались меня, значит, потому его прикосновения были столь нежны, как у девушки.
Из чего же трансфигурировать халат? Я хочу, чтобы он был тёмно-синим и шёлковым… Только из моего пеньюара. Больше в спальне нет лишних вещей. Ну и ладно, не жалко мне "остатнего задарку" Малфоя ради Севви!
Я по трансфигурации, как и по всем остальным предметам, была первой в Школе на Слизерине, поэтому превосходного качества халат чистого шёлка у меня в руках. Через Ланси передаю моему Севви. А вот теперь надо смотреть внимательнее – Он выходит из ванны. Блеск! Ни одной лишней складочки на поджаром теле, но …
– Мисс Уорси, фи, – взмахом руки, вот так просто, снимает мои Зеркальные сложные, с отвлекающими элементами, чары, и передо мной – довольный жизнью, но сердитый на меня, Севви в халате цвета его рубашки
Он мне очень понравился, этот цвет, хорошо подходит Севви. Сначала хотела сделать халат чёрным, но постеснялась, что этот цвет наведёт Его на отношения Учитель – Ученица. А я их не хочу больше. Я хочу совсем иных отношений. Я – Хоуп и надеюсь. Надеюсь, что в одну прекрасную ночь, а почему бы и не сегодня, мы "разделим ложе", вот, даже сказать это про себя – возмутительно возбуждающе.
Он недолго красовался в моём творении. Ланси принёс Севви выстиранную и выглаженную одежду, и Он пошёл одеваться в ванную.
– Я тоже чувствую чары, мисс Уорси, но дал Вам немного посмотреть на себя, чтобы Вы снова убедились в моей непривлекательности.
Он, что, издевается? Да я хочу Его! И Севви будет моим, Он расторгнет помолвку с этим своим любовником – нелюдем. Надо же Севви продолжить род графов Снейп.
– Вот, возьмите, благодарю Вас, я прибавил несколько особенных изысков Вашему пеньюару – теперь, как мне кажется, он приобрёл индивидуальные черты, выгодно подчёркивающие Вашу внешность. Оденьте, а мне отдайте потом мою мантию, в которую Вы, как древнегреческая Артемида, задрапировались.
Ничего не понимаю, но, судя по его ласковой улыбке, это комплимент.

*****

Оделась и смотрю, а в пеньюар словно воткали золотистые нити, переливающиеся на свету при каждом малейшем движении, шедевр, как сказала бы Нарси. Кстати, о птичках, то есть, о Нарси, надо бы её вместе с Севви навестить. Вот цирк будет! Обязательно так и сделаем, только Севви переоденется. Боги, какой же он… неприступный в этом сюртуке, застёгнутом, как всегда, на все мелкие пуговички, а я – в обновлённом пеньюаре, который, кстати, стал менее просвечивающим. То-то же, проняло на мои сиськи пялиться?
– Ланси, подай платье из моей, бывшей моей, гардеробной, любое голубых тонов!
Он приносит, как назло, самое закрытое платье. Ну да ладно, для визита к Нарси сойдёт.
– Севви, я давно не навещала Нарси, вот уже больше месяца. Не составите мне компанию?
– Я был у Циссы недавно, но она была не в лучшем состоянии, так что, пожалуй, я присоединюсь к Вам, прекрасная леди. Вы не боитесь её гнева за то, что "забыли" о ней на пол-месяца, ведь оставшееся время Вы провели в забытьи?
– Нет, не боюсь.
– И правильно. Когда я был у неё, я рассказал ей о Вашем состоянии, но она, кажется, не намерена была меня слушать вообще.Так что Вам придётся самостоятельно объясняться с ней. И учтите, наш визит может быть удачным только, если Цисса сумеет на нас сосредоточиться, перестав постоянно молиться, чем она и занималась в моё прошлое посещение.

*****

Часть 2. Ремус.

Я не понял с самого начала всего развернувшегося вскоре бардака, почему Север выбрал себе в "дочери" мисс Хоуп Уорси. Да, она чистокровна, красива и умна, по крайней мере, судя по школьной табели. Умна ли она в жизни? Что за глупый вопрос о пользующейся успехом среди своих, семнадцатилетней девушке? Конечно, у неё одна дурь в голове.
Вот, когда Север попал в Школу на Святочный Бал, где мы представили наши намечаемые ещё тогда серьёзные отношения всему преподавательскому коллективу, её на Балу не было.
Может быть, это совпадение таких различных случаев, которое не встретишь ни в одном изощрённом маггловском романе, но только в реальной жизни, решило всё за нас троих.
Мисс Уорси не видела нас с Севером, а, потому и вбила в свою хорошенькую, но недалёкую, белокурую головку, что любит его. Впрочем, в этой дури она была не одинока – как я и представлял, в Северуса влюбились все старшекурсницы, уже получившие первые ласки от прыщавых, неумелых ухажёров. Но да пусть их, к Мордреду.
После того проклятого Бала в Малфой-мэноре, куда эта пигалица, его новоиспечённая "дочь", как Северус говорил о ней, пригласила и лично меня, а потом, когда Север объявил Решение, чуть и впраду не заавадившаяся, он вышиб из неё и почти законченного Непростительного всю силу, чуть сам не отправив её на тот свет мощным выбросом стихийной магии (ну, от спешки, не рассчитал сил), он был вынужден раз в два часа и днём, и ночью варить для неё какие-то особые зелья, пить которые можно только свежесваренными, я прокуковал у постели тогда ещё леди Малфой, (и куда смотрели её родители?) три ночи, а потом меня срочно вызвала Минерва. Да, сроки поджимали – я работал с вечным мистером Филчем, который читал мне имена и фамилии будущих первоклашек, а я заносил их в приготовленный, написанный один раз от руки, шаблон, но вот от личной подписи и печати на каждом пергаменте было не отвертеться. Ко всему прочему, у меня ныла поясница после Бала, не знаю, почему, да с каждым днём всё сильнее. Сидел на Обезболивающем зелье, пока надо было заниматься бумажной работой, а потом, когда все стимулы к жизнедеятельности исчезли, растворившись в боли, слёг в постель. К пояснице прибавился позвоночник, а вскоре – и голова. В общем, разболелся я совсем, даже послал Принца (это моя сипуха) в Мэнор спросить совета у Северуса. Он писал коротко. Что это порча, причём черномагическая, и обещался быть, как можно скорее, но вот леди Малфой всё никак не выходит из магической комы, а он уже с ног валится от безысходности и усталости. Посоветовал мне одну из его книг о наложении и снятии порчи. Я пролистал немного, поняв, что с такой больной головой, не говоря уже об остальной, усиливающейся боли, я в этих мудрёных вещах не разберусь, тем более там что-то сложноописательное о пассах палочкой, "лучше же применение стихийной магии ". А где же я эту магию возьму без Севера.

*******

Не думал, что моя скромная персона могла бы показаться кому-то из присутствующего бомонда настолько интересной для наложения порчи, причём, как написал Северус, высшего порядка.
Ну не эта же дурочка в карнавальном костюме, леди Малфой, теперь уже бывшая, а Северусу, кстати, её наряд почти понравился, сказал, что не хватает "нижнего" платья. Это ещё что значит, он под её юбку не заглядывал, да и, вообще, слишком много взглядов к нам привлёк, когда начал целовать меня взасос.
Лучше отвлекусь приятными воспоминиями о нашей первой ночи. Северус пол-дня отмокал в ванне со специальными травами, для "очищения" его тела от предыдущего брака и следов бывшей любви в его душе. Я отнёсся с пониманием, особенно по отношению к душе, хотя и знаю, что образ Гарри хранится у Севера в голове за мощными блоками, а вот в душе блоков не поставишь. Остаётся только надеяться на какую-то особую смесь трав и специй, в которых он возлежал, подогревая воду взмахом руки.
Наконец, он соизволил выйти в своём лазоревом шлафроке, который так мне нравится. И сказал, что приготовит ванну для меня, чтобы смыть следы моего нечастого и наших, более частых, чем за всю мою жизнь, "рукоблудий". Я пришёл в ванную, а там запах такой, что у меня тут же встал. Мистика! Я кричу Северу: "Ты, наверное, с травами перемудрил! Мне хочется". В ответ:
"Терпи. Просто окунись в воду, если надо, с головой". Но с головой не пришлось, а вот волосы я вымыл своим, только своим, сваренным специально для меня, шампунем. Волосы тогда я только начал отращивать, и они смешно топорщились на макушке, как у цыплят миссис Молли Уизли, дай ей Мерлин всеблагое Посмертие… Умерла она, всего на три дня пережив Рона, которого зарезали в пьяной драке, устроенной Аврорами, мать их, ненавижу, в том маггловском пабе, где, как мне потом рассказал Север, пырнули в печень и Гарри, но тот успел аппарировать, а Рона – насмерть. Перерезали горло, как "агнцу на заклании", процитировал Север тогда эту самую Библию.
Ме-е-рли-и-н! Больно!
Стараюсь отдышаться после приступа дикой боли. Тут уж не до воспоминаний. А в совятню мне уже не дойти. Эльфов совы не воспринимают. Послать мистера Филча? Но связаться с ним можно только через камин, а он нерастоплен – жара ведь. Позвать Минер…
…Мерлин, вот я опять здесь, как за несколько дней до Свадьбы, но там был особый галлюциноген, а теперь… Как же здесь хорошо – нет слепящего, жарящего Солнца, оно – Красное, закатное, скоро настанет ночь. На перламутровом небе гаснут последние отсветы Красных оттенков. Ну да, я же – Красный Жених, по критериям Алхимической Свад… Думать не хочется. Стемнело, нет, совсем темно – я умираю… Се-е-ве-е-ру-у-у-ус!
"Не твоё время, волхв, и не твоё, пока, место… Ступай прочь! "
И умереть без Севера не дали. Интересно, чей это голос? Мерлина всеблагого?
Ну, а кому же ещё распоряжаться, которому – дорога в Посмертие, а которому – пинка под зад? Мне бы не хотелось болтаться здесь, в этом мире Немёртвых, с которым связаны такие плохие ассоциации. Только бы Север пришёл скорее. Вернулся бы в Школу от этой недоделанной леди Малфой. Сколько здесь длятся сутки и, в частности, ночь, не знаю, здесь нет времени. В общем, встретил я три восхода и проводил четыре заката. Ночью здесь особенно одиноко – небо тёмно-синее, как одежды дома Снейпов, а звёзд нет совсем. Опостылело мне в этом мире, и что нашёл в нём покойный Гарри, чтобы уходить сюда от Северуса?
Се-еве-ер-у-ус! Услышит ли? Если нет, меня ждёт судьба Альвура. Плохо, очень плохо.
О, вот и Север, кричит во всю мощь лёгких: "Рем, Рем, очнись!"
Если бы это и вправду было бы так легко сделать, я бы не застрял в этом Междумирье. Так что, давай, Северус, действуй, как говорил мне, по этой книге, которую ты, наверняка, знаешь наизусть.
Порыв, о, сильный, будто сквозняком подуло, и я…

**********

…Оказываюсь лицом к лицу с испуганным донельзя Севером.
– Что ж ты… так испугался? Всё равно меня дальше мира Немёртвых сам Мерлин не пустил.
– Я же не знал, пустит он тебя или нет, – огрызается, значит, уже в норме, ну, или почти, – ты не приходил в себя четверо суток.
– О, значит в том мире время течёт по земным законам. Я считал там дни и ночи.
А мне лучше, меньше болит голова, да и остальное, кажется, начинает проходить.
Как тебе удалось? Стихийной магией?
Вместо ответа он падает в кресло в изнеможении. Ну точно. Выложился опять без остатка, надо позвать эльфа, лучше нашего личного, он умеет помалкивать на кухне среди собратьев.
– Линки! Принеси Хозяину поесть чего-нибудь.
Тот смотрит на Северуса, прикрывшего глаза рукой, и исчезает на мгновение, возвращаясь с подносом вкусно пахнущей всякой всячины.
– Ступай!
Я знаю, что даже намекать Линки на благодарность нельзя – пойдёт увечиться.
– Север, поешь, чего Мерлин послал, – переделываю маггловскую поговорку, чтобы расшевелить его. Он поднимает глаза, улыбается всё шире, словно Чеширский Кот из "Алисы-не-помню-которой", вечно путаю две части. Но глаза грустные-прегрустные.
– Ты поешь, – настаиваю я.
Он берёт тарелку с сэндвичами и начинает вяло жевать.
– Испугался я очень за тебя, любимый Рем, но почувствовал даже на таком расстоянии, насколько тебе плохо, а, пока бежал сломя голову от Хогсмида, каких только ужасов не передумал. Я ведь боюсь, и ты это знаешь, что несу любимым людям страдания и смерть.
"Комплекс Поттера", как это теперь называют целители душ, после откровенного интервью миссис Джиневры Гойл. Только, на самом деле, это мой собственный комплекс, появившийся двадцать шесть лет назад.
– Не глупи. Ты мне жизнь, настоящую полноценную жизнь, даже с тинктурой, подарил.
А девчонку-то спас?
– О да, она уже успела в первый же день после просыпания переспать в ванне со своим бывшим муженьком, и получила полную сатисфакцию, ну ещё бы – ведь это же Драко! Уж на это место он талантливый. – дожевал сэндвич, взялся за крепкий несладкий чай, – Я поддался её уговорам и позволил себе на прощание провести с "дочерью" ещё одну ночь, выпили, я ей спел балладу, посвящённую, в своё время, Тонкс, с магией стихов. И не допел, заплакал. Хорошо, что Хоуп – глупышка, а то вышел бы конфуз. А потом резко, в солнечном сплетении, почувствовал твой крик о помощи и тут же аппарировал – видишь, только заря занимается.
Ты не представляешь – я люблю тебя так, что, даже засыпая на часик в кресле у постели Хоуп в перерывах между зельеварением, я не хотел ни есть, ни пить, только тебя. Ты снился мне, я вспоминал, как мы с тобой провели первую ночь, как на следующее утро мы, злые и неудовлетворённые, лишённые такого нужного утра с медлителными занятиями любовью, тайком, ещё затемно, в королевских одеждах пробирались на кухню, как голодные студенты, погладив грушу, и как нам навязчиво предлагали свою помощь в готовке домовики, а мы послали их, в конце концов, всех до единого, драить наши комнаты, а сами готовили… и ели.
– Вот и ты, романтик, съешь что-нибудь из горячего.
– О, грудки цыплят под соусом бешамель! Обожаю, – Север оживился и принялся есть с аппетитом, – Рем, присединяйся, тебе тоже надо после астрального затянувшегося путешествия поесть чего-нибудь лёгкого, например, этих грудок.
– Я ещё не в той кондиции, чтобы есть. Я даже пошевелиться не могу – поясница "стреляет", и это довольно неприятно.

********

– Как?! Ещё не всё прошло?! А должно было. Видимо, у меня не хватило силы как следует черпнуть стихии Огня, ты же знаешь, я немного с ней не в ладах. Но я отдохнул слегка, хорошо поел и поробую ещё раз. Потерпи, милый Рем.
– Я-то потерплю что угодно, кроме обращения "милый", как к мисс Хоуп Уорси.
– Потом поговорим и об этом, – жёстко сказал Северус, – а сейчас – лечиться. Он сделал сложные плавные пассы руками и взмахнул "пригоршней" стихии в мою сторону.
– О-о, – протянул я, не в силах сдерживать страшную боль в пояснице – она горела огнём. От боли вся комната вокруг меня потемнела, и я чудом не потерял сознание, а боль, тем временем расходилась по недужному месту, рассасываясь, и вот, будто и не было её, а в пояснице больше нет "прострелов". Я поворочался немного, чтобы удостовериться в этом – нет боли, ушла!
– Север, ты…
– Молчи, любимый, теперь всё будет хорошо, я только лягу на кушетку – не могу раздеться и даже применить заклинание. Очень устал… посплю… немно… – он заснул.
Я встал с постели и доел уже холодные грудки, а потом не заметил, как смолотил всё, что было принесено добрым эльфом, не терпящим благодарностей.

******

Разозлённая таким внезапным окончанием романтического вечера с непонятной ей, но приятной "магией стихов", о которой она даже и не слышала, Хоуп повторила про себя свою мантру о надежде, вошла в спальню и обнаружила листок пергамента, крошечный, видимо отрезанный от её послания родителям. Там мелким, бисерным, но с твёрдым наклоном, таким знакомым по школьным эссе, почерком было написано:
"Если Вы прокляли Ремуса, берегитесь, Хоуп. Все замки мира открыты предо мною, и Вам не укрыться даже на Аляске, если Вы знаете, где она, в чём я, Северус Ориус Снейп, сомневаюсь."
Рядышком, ближе к креслу, примостился воробьиный сычик Малфоев – любимая птичка Нарси.
Как же это, письмо от Северуса принесла птица Малфоев? Не может быть, впрочем… вот оно – Севви заходил в совятню, а там в особой клетушке есть столик и письменные принадлежности!
Тогда-то Он и написал это письмецо, таящее в себе неприкрытую угрозу и разрыв отношений со мной. О, Севви! Не проклинала я твоего зверя, клянусь именем Господа! Но как это доказать – написать немедленно, когда он зол, как тысяча демонов, или подождать хотя бы до приезда в замок Уорси? Сердцем чувствую – Он написал в спешке, в горячке, и вовсе не из малфоевской совятни, он украл сычика на время, а отправил письмо с ним из Хогвартса. Видно, там творится нечто несусветное, либо у Севви запоминающийся фамилиар.
…На следующий день мисс Уорси, бывшая и, по обещанию Драко, вновь, будущая леди Малфой с тяжёлым, из-за письма Севви, сердцем, покинула Малфой-мэнор. Эльф Ланси остался в нём, да и провожать её не вышел никто – поместье словно вымерло.
Однако внутри кипела работа – домовики, все, как один, даже беременные эльфихи, были разогнаны по разным местам: комнатам, залам, коридорам, спальням, даже в кабинете лорда Малфоя сейчас орудовали эльфы – Мэнор готовился с честью принять обратно законную Хозяйку – леди Пенелопу Луизу Малфой.

******

Северус, наконец, выспался, с удовольствием потянулся и спросил:
– Рем, что ты думаешь насчёт завтрака?
– Думаю, что рановато, сейчас три часа ночи – ты проспал сутки, а всё, что принёс Линки э… я, к собственному удивлению, съел за один присест. Так позвать Линки?
– Нет, Рем, раздень меня…
– А потом? Ты хочешь, чтобы мы, оба никакие, играли в любовь, изображая из последних сил тропические страсти?
А получится ли? Не будет ли нам плохо и стыдно потом, когда у обоих не будет эрекции?
– У меня есть, – намекнул Северус.
– А у меня одна мысль – дожить до той счастливой минуты, когда у меня перестанет всё болеть, – сокрушённо говорю я потому, что это – горькая правда.
– Ремус, прости за мои глупые, и не к месту, и не вовремя, заигрывания, я пошутил неудачно. Так что у тебя именно болит?
– Мышцы, их что-то растягивает, как в начале трансформации. Но сейчас это очень болезненно. Я ведь не пил Аконитового зелья.
– Извини, друг, я должен посмотреть в своей библиотеке книгу с подробным описанием трансформации оборотня, старинный фолиант, тогда вервольфов всё время держали в клетках. – он увидел мои, полные отвращения, глаза, – Извини, Рем, но это правда.
– Чем их кормили? – задаю я, зачем-то вопрос, ответ на который боюсь услышать. Но я должен знать правду.
– Не будем об этом, – отрезал Снейп, не надо, любимый, "во многих знаниях – многия печали", так говорил волшебник Соломон бен Дауд.
– Опять ты со своей чёртовой "Библией" – там тысячи таких отговорок и, вообще, цитат на все случаи жизни, не хочу её.
– Не называй божественную книгу "чёртовой"! – взорвался Северус.
Ну всё, я пропал, теперь он будет орать о моей беспринципности, неуважении к нему и прочая, и прочая. Орать он мастер, только вот мне наплевать на его рассерженные крики – мне больно.
– Мне очень больно, Север, – говорю я тихо потому, что перекричать его не умею.
– А, что, да, больно. Прости меня, Рем, любимый мой, душа моя. Сейчас же иду за фолиантом. Он порылся в аптечке, увидел отсутствие Обезболивающего зелья, и кажется, рычажок в его мозгах полностью переключился на меня.
Сначала я сварю тебе сильное Обезболивающее, книга – потом, а ты, если можешь, думай, мужчине или женщине ты успел насолить на том Балу, это важно знать для обряда снятия порчи, а без него, одними потоками стихийной магии или палочкомахательством не обойтись. Только не бойся, потерпи два часа.
– Можно я пойду с тобой в лабораторию? Мне легче переносить боль в твоём присутствии, просто глядя на тебя.
– На меня, немытое сальноволосое носатое чучело?
– Ты мылся, в последний день в Малфой-мэноре, и одежду тебе постирали, и нос мне твой нравится, и вообще, даже, если бы ты был таким, каким описал себя, я бы всё равно пошёл с тобой потому, что люблю тебя.
– Идём.

******

Мне невероятно больно идти, я поскуливаю, отстаю от Севера, но он, кажется, не обращает на меня внимания – мне так легче маяться. Прийдя на место, он на ходу ставит котёл с водой, скидывает мне на руки мантию, расстёгивает сюртук так быстро, как умеет только он один – я так и не научился пока, бросает и его мне, одевает рабочий сюртук и холщовый фартук зельевара, копается в шкафчиках, многие ингредиенты сами подлетают к нему по взмаху руки и шевелению губ, а он расставляет их в нужной последовательности, и всё это молча.
Я хочу услышать его голос и говорю:
– Это могли бы сделать и Хоуп, и Драко, но я склоняюсь к последнему.
– Прости, Рем, но это глупо. Хоуп не могла бы нанести тебе урон такой степени тяжести, – говорил Северус, измельчая, растирая и смешивая в котле ингредиенты до того, как закипит вода, – просто по незнанию . Её не интересует библиотека Мэнора вовсе, насколько я сумел понять, её цель – личная жизнь, но не в ущерб мне. Пойми, я никак не могу разубедить девочку, что люблю её как дочь, а не как женщину. Но она, по моей вине, узнала о наших романтических отношениях с Тонкс и вмиг поставила себя на её место, но, обязательно, с приложением в виде бурной ночи, хотя бы одной, как она говорила. Однако я знаю, что девушке – копии Циссы нужны разные, меняющие друг друга самцы на рассвете её восемнадцати лет, иначе она закончит жизнь уже в тридцать, помешавшись на неудовлетворённости. Я же таковым самцом, при всём желании, которого нет и не будет, стать не могу. Просто её прелестная белокурая головка не хочет смириться с тем, что ей не дают поиграть с любимой игрушкой, вот и вся история с Хоуп.
Теперь о моём крестнике – ты знаешь его благорасположение ко мне и моё терпение его низкого для благородного чистокровного волшебника поведения. Мы с ним установили некий паритет во взаимоотношениях. Даже тебе он рад, я говорю: "даже" потому, что ты для него, в первую очередь – оборотень, но он принял тебя, как моего супруга по Фламелю, я имею в виду Королевскую Свадьбу, и будет на нашем Венчании, как гость. Я уже стоял позади него на его Венчании, поэтому он не может сделать этого для меня, ну, да и к лучшему… закипело. Теперь я прервусь на час, надо сосредоточиться на помешивании зелья и произнесении заклинаний. Извини, Рем, это же для… двенадцать… двадцать три… Secundo vita!.. для тебя, чтобы не было так больно… шесть против, Sextum regardium!..
Я зарылся лицом в его сюртук, вдыхая запах любимого тела… а так, и вправду, меньше болит, отвлекаешься вновь на то, как мы выпили афродизиак, и меня перестало трясти от страха, что я не справлюсь, не сумею, испорчу эту неведомую тинктуру, наконец. У меня тогда взыграла кровь, и я повалил на редкость податливое тело Северуса на брачное ложе, потом принялся, как он это называл, растягивать его вход, оказавшийся расслабленным и готовым принять постепенно три моих пальца, как он вскрикнул, когда я нащупал, по его ранее данному совету, пошевелив пальцами и плохо соображая… где я ковыряюсь из-за действия Любовного напитка, я вскоре нашёл некий, почти что, ну, я не знаю, с чем это сравнить, в общем, крошечную часть плоти внутри тела Северуса, прикосновение к которой приносило ему божественное наслаждение. А когда я зажал этот "шарик" двумя пальцами и стал потирать его третьим, мой бедный Север, чтобы сдержаться и не закричать, как кричал Поттер, прокусил губу насквозь, и капли алой крови на белом полотнище простыни… это было потрясающе и возбуждало не хуже Любовного напитка, и тут он застонал, Ме-ерл-и-ин, как он застонал – низко, на пределе своих октав, по-звериному, словно мы оба – волки, и тогда я наклонился к его плечу и куснул нежно. Он повернул ко мне заплаканное лицо со струйкой крови, стекающей из ранки, и прохрипел:
"Ещё, кусай, как волк в любовной игре. Я – тоже волк сейчас, как и ты, вместе с тобой "…
"Почему ты плачешь?" – спросил я тихо, застыв на нём. "Мне хорошо, райски хорошо с тобой, возлюбленный. А теперь возьми меня, овладей мною, Посвяти в мир иных чувств, иных желаний, где нет лилового проклятого Солнца". Он подложил подушку под бёдра, и я увидел его красоту иной, чем за эти восемь с половиной лет, Он был раскрыт предо мной, как бутон розы в самом рсцвете июля, как некое гнездо, куда я, как перелётная птица, стремился весь свой долгий жизненный путь, не ища себе иных гнёзд, а перебиваясь ночёвками на сучьях и ветках древ, но мечтая, втайне от самого себя, о приюте, доме, гнезде, где был бы я принят. И я вошёл в него, в этот неизведанный, но такой прекрасный, мир, сулящий блаженство и понимание, отдачу и любовь великую…

******

Мерли-и-н, опять больно. Но теперь, кажется наступает следующая стадия псевдо-трансформации – растягиваются сухожилия, особенно на руках, мышцы немощно тянутся за ними, создавая в руках и ногах жуткую боль. Я не выдержал и вскрикнул.
– Сейчас, любимый мой человек-волк, сейчас я остужу его, нет, горячим пить не надо – не тот эффект.
Северус провёл ладонью вдоль мерного стакана, заполненного примерно на две пинты, и передал ёмкость мне. Я выпил всё быстро, жадно, лишь случайно не подавившись.
Зелье, слава Мерлину, действовало быстро, очень, быстрее обычного Обезболивающего, в котором смешиваются только ингредиенты, оно изредка помешивается, и совсем немного заклинаний, иначе оно не вошло бы в учебный план. Мордред меня раздери, я же не вспомню теперь, на каком моменте сладостных воспоминаний остановился.
– Как ты, волчара?
– Лучше, твоё зелье настолько же отличается от обычного, как…
– Произведение алхимика от работы кустаря, – продолжил он с явной гордостью.
Я только кивнул: зелье было хорошо, но полностью боль не снимало, оставляя её тупой, ноющей, от которой хочется расчёывать, рвать кожу ногтями, но я знаю, этого делать нельзя, а то потом я начну вырывать из себя куски плоти, принадлежащей теперь не мне одному, но нам обоим. Я не хочу становиться уродом, хоть и знаю, что Север не отвернётся от меня уродливого.
– Будешь пить его, как только появится подкожная чесотка. Что, уже?!Мерлин, ну почему?! Я же всё сварил правильно.
Вот что, я не буду тратить наше драгоценное время на выяснение повадок Средневековых оборотней потому, что условия, в которых они существовали, резко отличаются от твоей жизни, по крайней мере, в последние восемь – десять лет, а уж последние восемь месяцев – вообще аттракцион с переодеванием в шкуру волка, с тех пор, как я модифицировал Аконитовое зелье.
А займёмся мы благородными Тёмными Искусствами, защиту от коих ты, помнится, преподавал в тот несчастливый для нас обоих год.
– Ты пей, вот, возьми, – он снова охладил мутную жидкость желтоватого цвета, – некоторое время мы выиграем, пока я приготовлюсь к обряду.
– Я не желаю Тёмной Магии.
– Ну, что ты, как в анекдоте Поттер перед Лордом? – передразнил Север меня, – без неё не обойтись, – Similia similiibum… как ты знаешь, Рем.
– Значит, отпадают и мужчина, и женщина, тогда кто или… что? Но почему меня, а не тебя? Ты ведь более "вкусный персонаж" для чего-то тёмного.
– Я столько раз использовал Непростительные, что даже самая сложнонаведённая черномагическая порча не поведит моему здоровью. Поэтому решили отыграться на тебе, самом близком мне человеке, который ничего страшнее Stupefy не произносил.
– Нет, я тоже применял Imperio несколько раз, представь себе, во время третьей Войны. Прости меня, –  говорю я, отхлёбывая из мерного стакана зелье, – за то, что в первый раз неправильно отнёсся к твоим военным зарисовкам Просто пойми, они очень страшные, реалистичные и… бесстрастные – и горы трупов, и зарисовка отдельно стоящего, покорёженного проклятьями дерева, и особенно поразивший меня портрет раненого Невилла, всё в одной манере, без подтекста и, хотя бы малейшего понимания того, как сам художник – ты – относишься к изображаемому. Поэтому и сравнил твои, как я недавно понял, выстраданные зарисовки, с мёртвыми, хоть и движущимися, как твои рисунки, колдографиями. В первый раз, когда я видел твои работы, я ещё не познал тебя, и сам не был познан тобою. И тинктуры, кипящей в крови, её не было тогда, а это, как ты понимаешь, многого стоит.
– Слишком многого, – обрывает меня Северус, – ритуал проведём здесь, в дальней комнате, там есть камин, и он нам потребуется.
– Почему я, бывший, хоть и один год, но преподавтелем ЗОТИ, не знаю столько, да хотя бы пол-столько, того, сколько знаешь ты о Тёмных Искусствах? Я же тоже не случайно был выбран Директором…
– …на роль очередной жертвы для помощи тебе, убогенькому, чтобы ты хоть около годика посидел на Аконите. Альбусу ты нравился – ему приятно было быть добрым за чужой, скажем прямо, мой, счёт.
Ты же не знал, что варить для тебя Аконитовое зелье по собственной воле я бы не стал. Это был приказ Альбуса.
Всё, продожай также громко думать о нашем первом соитии – мне это приятно. Кроме того, ты мыслишь такими красивыми образами, будто я попал в маггловскую картинную галерею.
Пошли за мной, я трансфигурирую для тебя из кушетки, на которой ты сидел в обнимку с моей верхней одеждой, приличную кровать с горой подушек, и котёл уже остывший, помещу рядом. Сможешь сам переливать в стакан? А то я буду очень занят в ближайший час, а потом начнём ритуал.

******

– Кстати, Гарольд так и не просмотрел мои военные зарисовки, хоть и обещал, но… увлёкся иными сферами.
Пока Север занимался сложной для него трансфигурацией, в камине заплясал язычок пламени, и я спросил:
– А что же он видел из твоих зарисовок?
– О, новые: портрет его, читающего книгу, и перверзию нашей Алхимической Свадьбы. Я сжёг их дотла, а пепел развеял в морозном декабрьском воздухе ничего не подозревающего респектабельного Уэст-Энда. Странно, но пепел полетел в сторону сквера, где он впервые увидел мой силуэт в бреду, ещё в больнице…
– Что за мистические откровения? – изумился я услышанному, но непонятому.
– Ах, Ремус, твои волчьи уши до добра не доведут. Считай это моим пустым бормотанием под нос при подготовке к ритуалу. Вот ты терпишь чесотку, вслушиваясь в мой бред, а для кого я варил Обезболивающее, спрашивается?
– У меня трясутся руки из-за сокращения мышц, – признался я.
– Сейчас, мы решим эту проблему, и ты не будешь зависеть от меня.
Север призвал целую команду посуды – от мерных стаканов до фарфоровой чашечки для кофе, сотворил из не знаю уж чего, с помощью какой стихии грубый деревяный столик, на котором расставил всю посуду, и разлил по ней содержимое котла. На дне осталось чуть-чуть, тогда я запустил лицо в котёл и вылакал оставшееся зелье, пройдясь языком по стенкам. Вычистив, таким образом, котёл, я опрокинулся на подушки, которыми было завалено пол-кровати.
Северус возжигал свечи и расставлял их по углам пентаграммы со вписанной в ней гексаграммой.
Я обнаружил, что Обезболивающее зелье, сваренное Северусом, имеет малый наркотический эффект – я, к моей вящей радости, меньше чувствовал боль, а больше – некую, явно искусственного происхождения, эйфорию. Беспокоить Севера я не стал – он всё равно знал, что варил, значит, всё идёт по плану, и к моменту моего присутствия в начертанных символах, а я не думал, что будет иначе, ведь без меня, как субъекта порчи, не обойтись – я буду в слегка приглушённом состоянии рассудка, пребывая, по-видимому, в этом грёбаном мире Немёртвых.
Я снова выпил несколько глотков варева, теперь оно казалось мне всё более прельстивым на вкус, отвратительный в начале. Я понимал, что это – привыкание, мне на миг становилось страшно, но потом эйфория, всё более сильная и с сексуальным оттенком, охватывала меня.

******

Да, я желал Северуса всё больше и больше, вот только думать об откровениях Алхимической Свадьбы, самого чистого и мощного для меня источника любви, я не мог больше – мною овладевала похоть. Наконец, я не выдержал :
– Север, засунь ты эти свечи Мордреду в задницу, иди ко мне.
– Я ждал этих слов, Ремус. Это означает, что ты почти готов к ритуалу.
Послушай, уже почти всё готово, осталось лишь возжечь в камине можжевеловые ветви, и ты захочешь меня ещё сильнее. У тебя эйфория?
– Да, и жуткий стояк.
– Мы должны не просто совокупиться в свете свечей и аромате можжевельника, нам нужно выявить дух, который навёл на тебя порчу и, либо уничтожить его, либо, если это окажется невозможным, нейтрализовать, чтобы он покинул твоё тело. Тогда и лёгкое наркотическое опьянение и, вызванная им эйфория, исчезнут.
Вдруг в подземелье влетела птица – я никогда таких мелких сов, похожих на воробьёв, не встречал.
– Мерлин, ну почему сейчас? – с тоской сказал Север. – Ну, что там у тебя? Извинения, никому не нужные клятвы?
Он просмотрел пухлое послание, едва развернув пергамент на четверть.
– Так оно и есть. Ну, а остальное мы прочитаем завтра, когда выспимся после завершения обряда.
– От кого эта крошечная птица, как её? – спрашиваю я.
– Воробьиный сычик. Разумеется, от Хоуп. Она клянётся всеми богами, в том числе и маггловским, что она не при чём. Поговорим об этом завтра, ты только напомни, чтобы я дочитал её страстное любовное послание до конца, хорошо, Ремус?
– Постараюсь забыть.
– Не шути так, Рем, я всё же избрал эту куклу – копию Циссы, как "дочь".
– Ты любил Циссу? – спрашиваю я без обиняков.
– Нет, но, знаешь, с утра после того несчастного Венчания, кода я у неё на глазах в лепёшку расшиб её собственного сына за оскорбление моей чести и чести  невесты… понимаешь, мы всю ночь, пока Драко кого-то, и не одного, "отоваривал", провели на террасе Мэнора. Я спел ей одно из знакомых тебе рондо, не помню, какое. Она не поняла тогда прелести маггловских средневековых стихов, но в итоге мы так накачались шампанским из горлышка, что заснули прямо на той самой террасе, в обнимку.
Она очень прямолинейна, милая Хоуп,– а ты пей, пей, – читать её мысли – сплошное удовольствие. Там столько сленга и, по-просту, нецензурщины, ты и представить не можешь.
Вставай, Ремус Джеральд Люпин, да совокупимся мы заради изгнания духа злаго из тебя, о, благородный чистокровный маг.
Я выпил ещё "для храбрости" и сполз с кровати, которая тут же исчезла.
– На каменных плитах? – полу-вопросил, полу-утвердил я.
– Да, и я вхожу в тебя и изливаю своё семя.
Пускай. Мне бы только разрядиться, а то смотри, что делается.
Я в эйфории, раздеваюсь быстрее Северуса, и ложусь на ледяной пол на спину. Сегодня мне хочется так. Расставить ноги пошире, податься излеченной поясницей к нему, предлагая вход. Ведь мне так сильно хочется!
Северус, нагой, невозбуждённый, а жаль, с охапкой каких-то веток. Ах, да, можжевельник, чьи пары – мощный экзорцист и, одновременно, афродизиак.
Северус бросает часть веток в камин, вспыхивает пламя, быстро пожирающее смолистые ветви.

******

О, какой запах! Он наполняет мои ноздри, нос, трахею, лёгкие и… расходится-разбредается по всему телу. Теперь я не чувствую холода пола, только жар камина и этот окончательно сводящий с ума сильный, чересчур сильный запах. Я ловлю воздух ртом, но весь он пропитан смолой горящего и потрескивающего дерева.
В очертанном круге под чтение Северуса, наизусть, нараспев, возникает серая от смоляной копоти фигура волшебника, в мантии и остроконечной шляпе, с длинной бородой, перехваченной посередине. Кто это?
Явно, не Том Реддл, но похож … на моего благодетеля и мучителя Северуса.
Рано, сначала соитие.
Северус, не переставая читать нараспев на вульгарной латыни, на которой и составлено подавляющее большинство заклинаний, падает на меня со всего своего немалого роста, схватывает мой перевозбуждённый член, и , через несколько очень долгих минут, входит в меня.
…Соитие заканчивается – мы оба на грани. Конец, – я ору, как бешеный зверь, Север кончает молча. Он выскальзывает из меня одним движением, а я вот не удовлетворён, хотя и кончил вместе с Севером, я хочу ещё. Он подбрасывает целую кучу можжевельника и говорит:
– Я, благородный чистокровный волшебник Северус Ориус Снейп, произвёл ритуальное соитие с благородным чистокровным волшебником Ремусом Джеральдом Люпином, изгнанным из семьи, ибо оборотень суть еси, приказываю тебе, кто или что бы ты не был, обольститель, явиться и показать истинный лик Свой предо мною.
Далее следует ещё одно заклинание на латыни, из которого мне ясно, что этот дух, кому или чему бы не принадлежал, просто пойман в силки нашим соитием, а я постепенно прихожу в себя. Меж тем, благодаря пылающему можжевельнику, дух загнан в ловушку и должен явиться по некоему ключевому слову во всей красе и снять с меня порчу, а также назвать причину наложения оной. Северус произносит гортанное, непонятное мною, ключевое слово и… я, голый, облитый своей и чужой спермой, вижу дух Альбуса Дамблдора, каким он был при жизни в торжественных случаях – сияющая малиновая мантия, отсроверхая шляпа с мерцающими на ней схематичгыми изображениями звёзд, седая борода ниже пояса, перехваченная маленьким зажимом на уровне груди, светлые озорные голубые глаза из-за стёклышек-половинок, лукавая улыбка и тихий шёпот:

******

– Ты перехитрил своего Учителя, Северус, мальчик мой. Поздравляю тебя. Да, твоя пара – оборотень Люпин, которого я пригласил преподавать ЗОТИ только в пику тебе. Да, ты действительно обречён на :"Первый раз – случайность; второй – совпадение; третий – преднамеренное действие", и ты выдержал все три, за что я уважаю тебя, моя половая тряпка: за сообразительность, умение сопоставить факты, учти, твоей жизни, знание благородных Тёмных Искусств, коим я отводил всё немногое свободное время всю жизнь после связи с Геллертом и общения с Волдемортом , за умение пережить крах и первой, юношеской, и второй, плотской, любовей, и за твою третью, бессмертную любовь – к нелюдю, недочеловеку, изгнаннику чистокровнейшего, сопоставивомого по древности с твоим, рода. Снимаю с изгоя Ремуса Джеральда Люпина, черномагическую порчу, да будьте счастливы, дети мои, мои мальчики. Не обижайтесь на мёртвого старика – это была лишь проверка ваших чувств друг к другу.
– Нет, врёшь, так просто не уйдёшь, – бормочет уже одетый до рубашки, жилета и шоссов, Северус, притаскивая откуда-то целую вязанку можжевельника размером с него самого, из Запретного Леса, сложенную, судя по тяжести, самим Рубеусом Хагридом.
Северус торопливо бросает ветви в огонь. А я так и лежу, распластанный, как под телом Северуса, нагой.
– Оденься, применив Очищающее заклинание, – говорит Север, – и бросает мне одежду с неизменным теперь коричневым сюртуком рядом со мной. В кипе одежды обнаруживается волшебная палочка. Я совершаю положенные Очищающие чары, после чего возвращаюсь на кушетку в лабораторию, где и одеваюсь торопливо, стараясь услышать "разговор" Севера с Директором.
– Так, значит, надо было обязательно пожертвовать Вашим ферзём – Поттером, проведя его и меня, ну, я, конечно, не считаюсь, так вот, Вашего любимого ферзя Гарольда Джеймса Поттера через все эти красочные галлюцинациии, разверзнувшие нашу, и без того слабую, из-за человеческого жертвоприношения ровно накануне нашей Свадьбы, тинктуру? Ведь это привело его к гибели двумя неделями позже. Почему же Вы не сжалились над Вашим Золотым мальчиком, даже, когда он выполнил Пророчество, не нужное никому, коме Сивиллы и, главное, Вас, в борьбе с Лордом? Почему же Вы не дали волю мне мне, своему рабу, покончить с этим британским чудовищем в одиночку, без лишних жертв Последней битвы и третьей Войны – ведь я был сильнее Поттера.
Зачем надо было мучить Гарольда у Дурслей только, чтобы он вырос настоящим убийцей? А все эти "приключения" в Школе – только для закалки характера?! Вы были очень жестоки, Альбус, и не только по отношению к "Вашему мальчику", Вашей половой тряпке Северусу Ориусу Снейпу, до чистокровности рода которого Вашему не допозти - не доскакать? И всё это из-за отроческой связи с Геллертом Гриндевальдом, из-за вашей не вполне отроческой любви к нему, а позднее – ненависти, ибо забыл он Вас, занимаясь маггловской политикой?
И, всё же, за что Вы погубили своего ферзя, свою машину Убийства, после которого ему полагалась Долгая Счастливая Жизнь – такая долгая счастливая жизнь? Только потому, что он влюбился в не заслуживавшего доверия парию – двойного шпиона Снейпа?
А если бы Гарольд, к примеру, связал свою жизнь с Лонгботтомом? Да Вы убили бы его так же жестоко. Ах, вот как, только союз девственника Поттера с распутным Уизли удовлетворял Вас. А Вы не предвидели случаи, по которым этот союз должен был распасться? О, да Вы любитель союзов девственников! Тогда почему же союз Снейп – Поттер был обречён Вами? Я ведь тоже был девственником… Ах, какой ужас, Вы не оценили концепцию Вашего друга Николя Фламеля об Алхимической Свадьбе? Вас заинтриговывали романы-на-пол-года, как с женщинами Поттера? Но я же мужчина, мистер Дамблдор, и не был готов к полугодовым отношениям. Ах, Вы не знали о моих сексуальных предпочтениях… А роман с Тонкс ничему не научил Вас? Ведь, если бы я мог обеспечить ей полноценную супружескую жизнь, я бы непременно женился на ней… Но у меня не возникает эрекция на женщин, даже любимых… А, Вы не знали. А о том, что и Уизли, и Лонгботтом – натуралы, тоже не знали?! Отчего-то не верится Вам, Великий Шахматист… Не знаете, отчего?
Я давно отделался Очищающим заклинанием, однако одежду одел самостоятельно – знаю я этот подарок Севера – сюртук, застёгивающийся от заклинания наперекосяк.
Неужели Север позволил себе разговаривать с духом Дамблдора в такой насмешливой, язвительной, глумливой тональности? Отчего? А, от ненависти, даже к умершему, но мучителю. Север рассказывал много о Дамблдоре и о себе, но об их отношениях говорил коротко и ёмко:
"Я был половой тряпкой Альбуса, и он ни разу не упустил случая вытереть об меня ноги." И ещё: "О половой тряпке не заботятся, вокруг неё не охают, даже, когда ей очень больно и плохо… Я должен был умереть после пыток Лорда в Школе… Поппи тайком приходила через камин и приносила зелья, она – единственная, кроме Альбуса, видела , как я расплачиваюсь за одну-единственную ошибку юности…"
И всё же, даже у ненависти должны быть временные пределы – нельзя отравлять всю свою жизнь этим чувством, как пламя, сжигающим душу.
Я не подозревал, что можно ненавидеть… так. Даже умершего от твоей руки.
– Север, Север, отпусти дух в Посмертие, ради меня и любви. Любовь должна быть сильнее ненависти.
Тишина. Затем:
– Молись за своего заступника, мертвец. Да отпускаю тебя в Посмертие именем Мерлина Всеблагого!

******

Я заглядываю в комнату с камином и с ужасом вижу, как Северус вытаскивает голыми руками горящие ветви можжевельника прямо из бушующего в камине пламени.
Когда огонь потух, в камине осталась только зола, а рядом лежала внушительная куча обгорелых ветвей. Северус стоял и разглядывал руки в каком-то странном оцепенении.
– Пойдём, Северус, уже пора завтракать. Идём в Большой зал – мы давно там не ели. А Элиза всё спрашивала о тебе, вот, заодно, и поговоришь. У тебя же здесь есть противоожоговая мазь.Ну же, Север, иди ко мне.
Он медленно поворачивает голову. Мерлин, какие страшные и одновременно прекрасные у него глаза! Сколько золота в них! Как бы он не тронулся рассудком – никогда ничего подобного не видел – боль в перемешку со счастьем, ненависть – с любовью, какие-то сложные черномагические чары, неизвестные мне – с простотой мудреца…
Он произносит нараспев:

Бей, бей, бей
В берега, многошумный прибой.
Я хочу говорить о печали своей,
Беспокойное море, с тобой.

Счастлив мальчик, который бежит по песку
К этим скалам, навстречу волне,
Хорошо и тому рыбаку,
Что поёт свою песню в челне.

Возвращаются в гавань опять
Корабли, обошедшие свет.
Но как тяжко о мёртвой руке тосковать,
Слышать голос, которого нет.

Бей, бей, бей
В неподвижные камни, вода!
Благодатная радость потерянных дней
Не вернётся ко мне никогда.

Теннисон, знаешь такого маггловского поэта? – произносит он, всё ещё певуче, будто читает стихи.
– Извини, нет, не знаю, но о ком плачет твоя душа, чей голос ты слышишь, будучи со мной?
– Это просто стихи, а тосковал Теннисон, я лишь выпустил на волю свою печаль и боль после разговора "по душам", прямо-таки, каламбур, с хитрым лисом Альбусом, – говорит он спокойно, потом шипит от боли, смывая с обожжённых рук пепел и копоть.
Морщась, не давая мне помочь, втирает мазь в ладони.
– Помоги мне одеть сюртук, любимый, – он целует меня нежно. Я одеваю Севера, застёгиваю ненавистные пуговицы и надеваю мантию.
– Застёгивать?
– На пару-тройку пуговиц, так эффектней показаться перед Элизой, – старается шутить он, – ты тоже оденься, я подожду, сколько надо.
Ещё бы ты не подождал, тогда не получишь "сладкого" после завтрака. И ты это знаешь, чёрный маг-целитель. Странно, но ритуальное соитие, хотя и не принесло большой радости, запомнилось очень отчетливо. Такое чувство, словно я до сих пор лежу, распластанный под Северусом, на ледяном полу. Прямо наваждение какое-то…

******

Помона обожает говорить со мной о своих ненаглядных "сорняках", как она любовно называет целебные и просто редкие магические растения – травы, цветы, плоды, в которых я смыслю меньше семикурсника, выбравшего Гербологию, а ведь я-то её не выбирал. Почему она не говорит на эту тему с Невиллом – понятно. Он заткнёт её за пояс парочкой высокоумных предложений, а я… слушаю, киваю, иногда "удивлённо" говорю:" Да что Вы? Это же изумительно" и… ем. А для чего же приходят в Большой зал на завтрак? Вкусно поесть и пообщаться с коллегами. Кстати, меня и Северуса встетили аплодисментами, стоя. Не думал, что моя болезнь так волнует профессоров – ведь за всё то время ко мне не пришла даже Минни, не говоря уже о Поппи. Все разом, словно от прокажённого, отвернулись от меня. Почувствовали тёмную магию и побоялись "заразиться". Ведь все они, даже мадам Помфри, практически ничего не знают о магии такого толка, а живут в незнании и предубеждениях. Знали бы они, как Север снял с меня порчу – их бы ветром из-за стола сдуло, а уж если бы они знали, кто её наложил и отчего умер Герой – их бы хватил кондрат. Это точно. Я представил себе эту ласковую картину безмятежного счастья – стать Директором Школы, а всех помешанных профессоров упечь в специальное отделение Святого Мунго, и засмеялся вслух. А Помона, видимо, говорила о каких-то страшных побочных действиях очередного растения, и очень удивилась: "Почему Вы смеётесь, Ремус? Представьте себе, что эти споры могут попасть на любого, подошедшего ближе, чем на четыре ярда к к Клубнике ясноокой, и всё – смерть, причём мучительная. Я попрошу Северуса исследовать эти споры. В отрыве от ягоды более, чем на два часа, их смертоносные свойства уменьшаются." Тут уж я забеспокоился: "Что значит, уменьшаются, Помона? Вы, что, желаете смерти, причём мучительной, для Северуса?" Она заныла: "Но они же почти безопасные, а это такое ценное растение. У спор должно быть очень много полезных, излечивающих многие болезни, качеств. Так пишут гербологи, уже изучившие их и оставшиеся в полном здравии. Но эти споры никогда не изучал Мастер Зелий… Вы же знаете, уважаемый Ремус, что Гербология и Алхимия, в некоторой степени, близки". Наконец, завтрак был окончен. Мы, к счастью, так и не договорились ни о чём, а на обеде нас не будет – мы устроим пикник у озера, с обязательным "сладким"…

******

Мы возвращаемся, как ни странно, в комнату с камином позади лаборатории, и Север начинает распоряжаться стихийной магией, чтобы убрать рисунки на полу, золу в камине и догоревшие во время "разговора по душам" огарки свечей. У него это получилось быстро.
– Рем, где письмо Хоуп?
– Н-не помню, – сказал я, заикаясь, понимая, что сейчас начнётся вовсе не "сладкое". 
– Но ведь я отдал письмо тебе перед подготовкой к ритуалу.
При слове " ритуал" у меня перед глазами снова встала та завораживающая своей первобытностью сцена соития на каменном полу, и мне захотелось повторить её, овладев точно так же Севером, о чём я, не задумываясь, и сообщаю ему.
– Ты просто сексуальный анархист какой-то – игры без правил, вот, что ты мне предлагаешь. Ну её, эту Хоуп, с наверняка слезливым посланием типа: "Люблю тебя – возьми меня ".
Я смеюсь в ответ:
– Это же самое я тебе и предлагаю.
– Но это же ты – Рем, мой Король, мой Лев, мой Красный Жених, моё золото, моё Солнце, мой Брат-близнец! – при этих словах он кружит вокруг меня, расстёгивая мантию и сюртук, – Раздевайся скорее. Затопить камин?
– Нет, мы будем согреваться страстью, мне уже жарко, – отвечаю я, – у меня кровь в жилах кипит, а сердце стучит так, что…
Север подошёл ближе, положил мне одну руку на сердце, а вторую – на пах. Я очень легко возбуждаюсь, но могу протянуть на одном "заходе" очень долго. Впрочем, их количество обычно бывает так велико, что Север просит пощады, хотя и его Мерлин темпераментом не обделил, при его-то предках. Но его "заходы" короче моих, поэтому он устаёт быстрее. А сам Север рассказывал, что их с Поттером темпераменты совпадали. Это странное и, я думаю, неправдивое, сообщение – я же помню, как у Поттера горели глаза каждый раз, когда он глядел на Севера. Скорее, Гарри, как и я, сдерживался перед Севером. Нет, он не холодный, мой любимый, вовсе нет, напротив, его ласки столь неожиданны и горячи, что, каждый раз, узнавая новую, я потом думаю, где он такому научился и, кажется, догадался – его "консультирует" сам Малфой. Делится с крёстным лучшим, так сказать, что умеет.

******

– Ну и ладно, мне всё равно, что это, быть может, "грязные" ласки. Главное, что Северу до полубессознательного состояния нравится их дарить, а я, вообще, улетаю от них в небеса и парю, как птица, либо словно окунаюсь в тёплые воды тропического моря с бушующими волнами, на которых я раскачиваюсь в неге.
Такое нельзя называть "грязным".
Но сейчас мы разоблачаемся, кто быстрее, и выигрываю я. Несмотря на подземелье, мне не холодно. Напротив, ещё жарче. А вот Север – ледышка.
– Может, всё-таки камин? – спрашиваю теперь я.
– Не-е-ет, мой горячий человек-волк.
Он тоже разделся, я смотрю на его соблазнительную наготу, а он так же изучает моё тело.
– Я лягу на спину и заброшу ноги тебе на плечи, – говорит Север.
Это одна из любимейших наших поз.
– Пусть будет, – отвечаю я хрипло и затаскиваю его в комнату, напоминающую аскетической обстановкой пещеру – голые каменные, как и пол с потолком, стены, мётвый очаг в одной из них и ничего больше… Но здесь мы, пламенеющие от страсти и бурлящей в теле тинктуры – я чувствую её сам, без напоминаний. Мы сжимаем объятия. Потом Север сползает на колени и дарит мне изысканную, трепетную, тянущую ласку, не доводя её до конца. Я так же опускаюсь на колени и легонько, но всё сильнее, покусываю его шею, подбородок, ключицы, плечи, руки, грудь. В итоге мы оказываемся лежащими на полу в тесной хватке друг друга. Всё же Север, ещё не оконательно потерявший голову, откатывается на спину и приглашающе разводит ноги. Я целую его член, проводя по всей длине языком, и мошонку, которая уже давно подобралась и такая тугая, что её приятно удержать на несколько мгновений в ладони – она холодит руку.
– Ре-е-м, – со стоном зовёт меня любимый.
– Иду, – с готовностью отвечаю я, ложась на него:
– Ну как теперь тебе быть распластанным подо мной на каменных плитах?
В ответ получаю короткий выдох и яркий, закруживший мне голову поцелуй. Север обожает целоваться и ласкаться, и делает это мастерски. Я принимаю эту прелюдию, но больше люблю сам процесс соития.
Он гибкий, мой Север, я слегка приподнимаю бёдра, и он одним движением забрасывает колени мне на плечи, я вхожу в него сразу же и замираю на миг, чтобы ощутить взаимную заполненность, он снова, на этот раз, требовательно целует меня в губы, не делая попыток ворваться в глубину моего рта, и шумно дышит от переполняющего его возбуждения. Я начинаю двигаться сразу мощными толчками, от сотрясения тела его голова болтается из стороны в сторону по каменной плите, но он не чувствует ничего, кроме лишь меня в себе, это блаженное трение о чувствительное место, эти рваные движения моего тела., рваные потому, что я тоже теряю голову и вскоре запускаю руку между нашими телами, нащупываю его пенис, который трётся о моё естество, и делаю несколько завершающих движений тазом. Он с силой насаживатся на мой член, работая бёдрами, и мы почти одновременно кончаем. Он изливается на наши животы, я в – него. Он, как всегда, обильнее и полнее, после чего я медленно снимаю его, наверное, уставшие от напряжения ноги и выхожу из него тоже медленно. Он и это моё движение воспринимает, как ласку, и шумно вздыхает, выравнивая дыхание. Север такой чувствительный, что всегда сбивается с дыхания, я – практически никогда.
Да, мы очень разные, но это не мешает нам ещё около часа кататься по плитам, целуясь и лаская друг друга. Потом он второй раз за сегодня берёт меня, но чуть не теряет сознания от усталости вкупе с силой чувства.
Мы лежим и остываем потихоньку, а то как-то очень жарко нам обоим в этой "пещере". Он слишком устал, чтобы воспользоваться стихийной магией, а вот свежего воздуха здесь не хватает. Я встаю, иду за палочкой, произношу Aerum nova!, и поток свежего утреннего воздуха постепенно заполняет комнату. Он шумно вдыхает свежий воздух, приподнимаясь:
– Спасибо, Рем. У меня не было сил даже допозти до волшебнлй палочки, да и забываю я о ней постоянно. Знаешь, почти пять лет вообще без палочки – это много. Привычка пользоваться ей отмирает, она кажется своего рода костылём, от которого надо избавиться…
– Прости, дорогая, я не хотел тебя обидеть, – произносит Северус, поглаживая свою боевую волшебную палочку, потом применяет к нам обоим Очищающее заклинание. И убирает её в кожаный чехол.

******

Мы одеваем друг друга – это наше общее любимое действо, я его, а он – меня. Меня стало одевать ненамного легче, чем его, из-за целой коллекции сюртуков, которыми я обладаю теперь. Правда, я не ношу жилетов и скользких шёлковых рубашек, ничего шёлкового, кроме белья, я заразился этим от Севера, и халатов-кимоно.
– Сначала ты, –  заговорически шепчет Север, – а через минут десять я – с банкой мази от ожогов. В то время, пока меня не будет, можешь залесть в душ, а то я прийду – и прямиком туда.
Ну, вот любит он ванны, души, а я – человек-волк, встряхнуся и пошёл. Но в данном случае он прав, мы же не в постели были, а по полу катались, хоть сполоснуться надо, да голову вымыть. Вне себя от переполняющего меня счастья, спешу в аппартаменты, вдруг из-за угла – Минни, протягивает мне пухлый свиток, на которм написано: "Проф. Алхимии С. О. Снейпу".
– Держите, профессор Люпин, я не могу найти Северуса. А письмо попало, почему-то ко мне в кабинет. Я уверена, Вы, в скорейшем времени, доставите письмо адресату, – она невинно улыбнулась, – не смущайтесь так, Ремус. Все уже давно привыкли.
Она оставляет меня в смущении и растерянности. То, что письмо от мисс Хоуп Уорси, очевидно, но почему она послала его Минерве, несмотря на адрес.
– Эх, надо было спросить про фамилиара, тот же он, что и сегодня ночью?
Это какое-то заколдованое письмо – мне оно жжёт руки. Пойду скорее в аппартаменты, положу его на что-нибудь несгораемое.
Меня при входе в личные комнаты нагоняет Север:
– Что случилось? Тебя задержало… это?
Знаешь, совсем нет настроения читать сразу после того, что сейчас было между нами, а то, боюсь, при написании ответа спошлю, а она всё-таки дама, хотя и думает про себя на школьном сленге, иногда даже с матом, ну, прямо, Аврор в платье. И представь, она думает, чаще, простыми короткими предложениями или даже просто отдельными словами… Она очень громко думает. Всё время. А я был вынужден слышать её эротические сны с моим участием, представляешь? Я с ног валюсь от усталости, у меня час на сон в кресле, и тут: "Он берёт меня за сосок. Тот тут же сжимается. Севви наклоняется к моему рту. Раздвигая мне ноги. Нет, это делаю я сама…" и всё в том же духе.
– Я понимаю всю глупость моего совеста, но… прочти – быть может, она ещё была нездорова в тот первый день, и он прошёл просто на ажитации, или…
– Достаточно, Рем, извини, что перебил, но лучше побыстрее с этим письмом разделаться, – говорит Северус, разворачивая пухлый свиток из нескольких листов толстого, бархатистого, очень дорогого пергамента.
Он откладывает первый лист через минуту – просмотрел или не стал дочитывать.
Всего там четыре листа, один из которых, по этикету, пустой – в ожидании ответа.
На втором листе Север нахмуривается, говоря: "Чёртова девка. Ну почему его?", и тоже отбрасывает лист, а в третий вчитыватся до последней буквы и хмурится всё больше – вот уже появилась морщина между бровей – куда уж хуже…
Север в раздумчивости крутит в руках последний, чистый лист… откладыает его рядом с прочитаннными на прикроватную тумбочку и всё думает, думает, молча.
Опускается в изнеможении в кресло и закрывает лицо руками.

******

Тут я не выдерживаю:
– Что с ней? Она по-прежнему больна?
– Да, у неё бешенство матки – она стала высокосветской шлюхой. А первой её "жертвой" стал Арес Нотт, представь себе, что я чувствовал, читая это. Потом последовал, почему-то, грязнокровка Финниган, затем чистокровные Макнейр, юный девственник Эйвери, которому едва испролнилось шестнадцать, и Малфой, Малфой, Малфой…
Зачем же Арес, вель он не настолько красив, к тому же предан жене и редко появляется в свете? Теперь он не сможет осквернить свою жену, после родов, конечно, своим запятнанным телом. Вот и конец сказки о большом семействе Ноттов, уютном и тёплом, о котором Арес так мечтал после гибели Гермионы.
– Но почему гибель мечты? Он всего лишь один раз поддался чарам другой женщины и может пройти обряд Очищения, и всё у Ноттов будет отлично. Жена родит ему наследника и носителя Имени. Будут у них и другие сыновья, будут и дочери…
– Арес не такой: он – рыцарь по природе и складу ума. Он ждал Гермиону ещё с шестого курса, хотя легенды и слухи гласили, как он хорош в постели, вернее, на парте в пустом классе. И он сам являлся источником этих слухов, не имея ни одной зарубки. Он служил, таким образом своей Даме, Гермионе, и достиг блаженства с ней только после Венчания. Он не развёлся с ней, когда она стала бесплодной. Он несколько раз покушался на самоубийство после её гибели, но христианская вера в Ад и Рай, которой предавались Нотты с того самого отца Ареса, в которого я влюбился, заставила его не совершать смертный грех, чтобы не оказаться в Аду в то время, как он считал, замученные отец, брат и супруга были в Раю. Они заслужили Рай мученической смертью, так считал Арес, как христианин. Знаешь, они с Гермионой венчались в маггловской церкви. Хорошо, что будущая супруга была магглорождённой и не испугалась христианства потому, что выросла в нём. Арес писал мне после женитьбы, что его молодая жена, оказавшись в магическом мире, так и не привыкла клясться Мерлином, она знала из своей прежней, маггловской жизни, что он – лишь великий сказочный волшебник, помогший не менее легендарному королю Артуру начать царствовать среди бриттов. Так пишут в маггловских учебниках по истории и многочисленных книгах – от серьёзных расследований и поиска Камелота – столицы Артура – до детских сказок.
Я попробую связаться с Аресом и убедить его сделать то, о чём ты говорил, очиститься, то есть покаяться на языке Церкви, и вернуться в лоно зарождающейся семьи, а не ломать жизнь ни себе, ни Лиз, ни новорожденному младенцу Нотту, который вот-вот появится на свет. Только бы он не зациклился на смертном грехе, им совершённом – прелюбодеянии, так называет измену Церковь.
Пожалуй, я напишу ему сейчас и отправлю письмо с Мориусом, в знак особого уважения.
– Это твой фамилиар ворон?
– Ну, конечно, но я редко использую его услуги – вот в таких жизненно важных случаях.
Север взял хороший, но не вычурный, как у Хоуп, лист пергамента и что-то долго обдумывал прежде, чем написать первую строчку. Потом он начал писать, неистово, быстро, вдавливая перо в пергамент, создавая свой знаменитый на пол-Школы наклон букв с нажатием, когда писал особо язвительные замечания на полях эссе. Я оставил его, сказав, что иду на обед с коллегами в Большой зал, он только кивнул, даже не взглянув на меня.
Он – сильная, страстная, увлекающаяся и, в глубинах души, чрезвычайно нежная, ранимая и добрая, натура. Я знаю это, и потому не обижаюсь сухому кивку – он старается спасти семью от распада и обеспечить ей, семье, прекрасное будущее, хотя все в свете знают, что Арес женился на Элизабет только ради продления рода, своей фамилии, но, при этом относится к супруге нежно и бережно. Почему эта блядь по имени Хоуп совратила Ареса? Наверное, из-за его неприступности – женщины тают в обществе таких мужчин, а Хоуп, видимо, чем-то околдовала Ареса – всё же Чары и Продвинутые Зелья были её излюбленными предметами.

******

– Ты ни в чём не виноват, Рем, просто так сложились обстоятельства, что я, измученный болезнью Хоуп и чувствующий отвественность за эту болезнь, истощённый, не услышал тебя сразу, как только ты меня позвал из Междумирья, и тебе пришлось… 
– Да, ты изнасиловал себя этой Хоуп, а к чему? Чтобы она ломала судьбы? Нотт, тот юный Эйвери, которого она растлила, кто будет следующим?! – срываюсь я на крик. – Ненавижу её, ненавижу… что я кричал дальше, теперь уже не упомню, помню только, что внезапно стало тихо и темно.                             
…  – Рем, Рем, Рем, очнись, прошу, тебе надо выпить лекарство… Рем, Рем, Рем, очнись… 
– Сколько же времени он проводит вот так, повторяя эту мантру… 
– Очнусь, – думаю я и… не могу окрыть глаз, так их режет свет.
– Занавесь окно, – шепчу я. – Больно.
– Глаза? – участливо спрашивает Север. – Уже глаза?! – в его голосе слышится отчаяние.
Выпей-ка эту гадость, – я послушно пью, не различая вкуса.
– Эх, что-то мне везёт на работу сиделкой с тяжелобольными пациенами, – говорит он невесело.– Теперь поспи, любимый.
Я послушно смыкаю веки, он нежно целует их.
– Поцелуй меня, Север, как перед расставанием, – прошу я тихо.
Он целует, сначала так же невесомо, как веки, но подолжая углублять желанный поцелуй. Он делает так, что я почти не замечаю своей немочи, невозможности вот так же сильно поцеловать его в ответ. Я засыпаю… 
– Снова эта мантра: Рем, Рем, Рем…  – я молча открываю рот, и он, приподняв мне голову, вливает какое-то зелье, много зелья. Так я просыпаюсь каждый раз от его жалобного зова и пью снова. Кажется, в последний раз различил в зелье еле уловимую кислинку.
А в следующий раз меня чуть не вырвало выпитым, поскольку его вкус был просто мерзок, а уж запах… Северус заметил мою рекцию на пойло и обрадовался, как дитя.
– Рем, любимый мой, Король, ты возвращаешься… 

******

Наконец, я "вернулся". Спокойно открываю глаза и вижу, что я в какой-то очень большой затенённой комнате, пропахшей зельями различной степени мерзости. На тумбочке возле односпальной кровати, стоит и валяется множество флакончиков и мерных стаканов, естественно, пустых.
И я всё это выпил, а Север, получается, сварил?!
По лестнице с нижнего этажа, откуда несёт прохладой и, тоже, стойким запахом лекарственных зелий, поднимется Север с котелком в руках.
– Ре-э-э-эм! Ре-э-м! С возвращением тебя!
– Откуда? – тупо спрашиваю я. – Я ничего не понимаю. Где мы?
– Оттуда, откуда обычно не возвращаются, – мрачно говорит теперь уже профессор Снейп, – от входа в Посмертие. Тебя даже великий Мерлин не сильно гнал оттуда.
– Откуда тебе знать о Мерлине, если даже я ничго не помню? – я раздражён "профессорским" тоном по отношению ко мне.
– Я лучше тебя, в данном конретном случае, могу сказать, что происходило, как с твоим телом, так и с душой. Я полностью отключил тебе сознание и память, чтобы ты не убоялся виденного и слышанного…  там. Прости, Рем, на время болезни я с помощью легиллименции сделал из тебя марионетку, как делают психиатры, то есть маггловские целители душ, при лечении "трудного" пациента.
Я накачал тебя психотропными зельями, аналогами маггловских, чтобы вернуть обратно, сюда, и вот ты здесь и, почему-то, зол на меня.
– Я не понимаю, чем ты меня поил, но это было мерзкое варево.
– Спасибо. А ещё я делал тебе инъекции, уколы – просто посмотри на руку.
Мерлин всемогущий, у меня вся правая рука с внутренней стороны локтевого сгиба покрыта красными точками. Я провёл левой рукой по этому месту – болит чуть-чуть.
– Это как тогда – Поттеру?
– Не совсем, но, в целом, да.
Это была поддерживающая терапия, в общем, чтобы ты не умер от голода и истощения, потому я вводил питательные вещества тебе в вену.
Уверяю тебя, попасть в вену пациенту, который почти никогда не лежит спокойно, практически невозможно, по крайней мере, не с моими умениями, и я придумал фиксировать руку на время укола, то есть, попросту, привязывать её к кровати.

******

– Может, больше не надо подробностей, а то у тебя лицо приобрело оттенок неспелой груши?.
– Да, ты прав, профессор Север, с меня довольно целительских подробностей. Одно только интересует – где ты всего этого нахватался?
– Изучал целительские практики и, конечно, маггловские книги по неотложной помощи. Это было, когда Лорд вернулся и начал с упоением пытать весь Внутренний Круг, а мне надо было, знаешь ли, ещё и преподавать, так я научился сам себе делать инъекции в вены, обеими руками, можешь себе представить?
– Нет, – честно признался я, и меня передёрнуло.
– Вот и Поппи не могла поверить, что я ковырясь иголкой у себя под кожей, чтобы проколоть вену и вколоть себе хорошее обезболивающее, а через несколько минут – новый укол, ещё одна порция того же вкупе либо с Кроветорным и Укрепляющим, либо, если много крови не потерял – только с Укрепляющим.
О-о, это было весёлое времечко!   
– Так где мы, Север? Я пытаюсь увести его прочь от такого ужаса в памяти.
– В моём новом доме, в одной из отремонтированных комнат в бельэтаже, поэтому она такая большая и высокая.
– Значит, под нами – твоя лаборатория?
– Пока частично. Здесь всё не доведено до совершенства. Любимый, тебе надо выпить Укрепляющего, много – он указал на котелок.
Он перехватывает мой взгляд, полный отвращения и обречённости, и говорит:
– Ну же, Рем, это просто Укрепляющее, обычный для любого волшебника вкус, не более того. Достаёт откуда-то из воздуха, я знаю, это – невербальные Манящие чары, мерный стакан, слава Мерлину, небольшой, острожно, боясь потерять хоть каплю, переливает в него часть зелья. И протягивает мне.
Я по запаху чую, что это действительно то, о чём говорит Север, но с какими-то ароматическими добаками. Запах нежный и… вкусный. Я выпиваю стакан сразу, несколькими глотками, и чувствую, как чешется под лопатками.
– Север, у меня что, растут крылья?
– Вообще-то ты прав, но не волнуйся – пощекочет и перестанет, а крыльев не будет.
– Жаль, а то я превратился бы в Ангела, – шучу я.
– Ангелы, к твоему сведению, бесполы, чего не скажешь о тебе, – так же шутливо отвечает он.
– Зачем ты добавил в зелье полынь и розу?
– Вот это нюх! Да, там три капли экстракта сока свежей полыни и пол-капли розового масла, ты доволен?
– Дай мне ещё зелья, мне же надо выпить весь котелок.
Север вновь наливает негустую жидкость, и я выпиваю её уже с удовольствием.
–Таким зельем я отпаивал себя, сначала сварив его потому, что оно не хранится, после того, как мог встать на ноги, все последние четыре года, после посещения Лорда, в остаток ночи, – голос Севера то пропадает вовсе, то проявляется полностью. Это слабость.
– Открой шторы, Север, я хочу увидеть солнце. Он дёргает за витой длинный шнур с красивой кисточкой на конце, гардины, как по волшебству, разъезжаются в стороны, и огромное помещение заливает красный свет заката.
– Так хорошо?
– Невыразимо.

******

Потом я начинаю оглядывать комнату. Потолок, украшенный лепниной в виде извивающихся стеблей невиданных растений с бутонами, здесь не прямой, и не сводчатый, а, словно медленно перетекающий в стены. По стенам развешаны старинные гобелены с изображением генеалогического древа Снейпов. Эти расплетающиеся изгибы линий чьих-то жизней и судеб на тёмно-синем, поблекшем фоне, создают полную гармонию с лазоревым цветом стен и кремового потолка. В одном из углов комнаты, занимая её четверть, расположилась деревянная, покрытая лаком "под бук" винтовая лестница, уводящая на следующий этаж. Деревянные резные перила тонкой работы придают широкой , "неторопливой", лестнице эффект лёгкости и воздушности, словно по ней можно взойти на небеса и встретиться лицом к лицу с маггловским Богом, поговорить с ним и спуститься обратно в эту прекрасную, сказочную комнату… 
Северус протягивает мне следующий, предпоследний, по его словам, стакан. Я снова выпиваю содержимое залпом и продолжаю заворожённо предаваться магии маггловской архитектуры.
– Нравится? – спрашивает хозяин этого великолепия.
– У меня нет пока нужных слов, чтобы описать мои ощущения. Север, моя Королева навечно, поцелуй меня.
– А ты, мой Король, ответишь на поцелуй? – вкрадчиво спрашивает он.
Я наклоняюсь к его полураскрытым губам и целую их так нежно, как только могу. В ответ он так же нежно, едва касаясь, целует мой рот.
– Подожди, – говорит он. – Ты ещё не видел оконного и дверного проёмов. Они – просто чудо.
Я выпиваю последнюю порцию модифицированного Укрепляющего и спрашиваю:
– Север, а зачем в зелье соки полыни и розовое масло?
– Ах, вот ты о чём – хочешь узнать профессиональные секреты? У-у, шпион, – смеётся. – А серьёзно: полынь – ингибитор, а роза – закрепляет совокупный эффект всех компонентов в целом, но только в этом зелье, иначе влюблённым бы не осталось роз на букеты – всё было бы похищено алхимиками.                             
Впрочем, я только недавно – в феврале, отправил статью об этих двух компонентах в составе Укрепляющего, школьного курса, зелья в два журнала: "Новые тенденции в Алхимии" – это для простачков типа Лонгботтома и в "Алхимичевкий обзор" – для более серьёзных читателей.   
Так ты знаешь, было столько откликов, причём для одного журнала я дал свой маггловский тогдашний адрес, а для другого – ШКВМ " Хогвартс ".
– Зачем?
– Для смеха, чтобы не знали, чем я занимаюсь на самом деле и, главное, где.
Шпионская привычка. Знаю, что глупо прятаться от коллег, но ничего не могу с собой поделать – "Беги, кролик, беги", как говорится где-то у магглов.
Но, как ты видишь, я перенёс тебя в мой новый дом, который, как я надеюсь, ты разделишь со мной на правах супруга вот уже скоро… 
Я таращусь на Севера, но он, игнорируя мой взгляд, словно говоря: "Позже", продолжает:…  магические копии гобеленов из моего родового замка. Я перенёс бы и подлинники, но древнее проклятие падёт на того, кто дерзнёт хотя бы попытаться снять гобелен со стены. Отец, который толком не общался со мной, ничего не рассказывал о том, как наследнику, имеющему большие силы по сравнению с остальными членами семьи, можно побороть это проклятие.
Витиеватые, такие любимые фразы Северуса, вплетаются в мозг, раньше я сказал бы: "подобно змеям", теперь скажу: "как эти бесконечные стебли с бутонами неведомых цветов". И никогда не узнать, что за цветы хотел изобразить декоратор, ибо им, замершим на потолке, никогда не ракрыться. А может ли произойти такое чудо, чтобы маггловские вылепленные цветы раскрылись по призыву магии?
Оказалось, последний вопрос я произнёс вслух, я увидел это по внезапно задумавшимся глазам Севера, чёрным и блестящим, как антрацит. Наконец, он говорит:
– А почему бы и нет, Ремус Джеральд Люпин? Просто надо найти к ним соответствующий подход… 
Итак, я употребил слово "скоро". Это не для красоты речи, это правда. Сейчас – середина июля, и мой нотариус полагает, что при совместной работе с юристом дома Люпинов, Дозволение на Венчание можно получить дней через семь – десять. Что ты?

******

Я поясняю, что никакой работы с моим юристом, кроме магического Договора с Мерлином о рождении в благородной чистокровной семье ещё одного ребёнка мужеска пола, нам не потребуется. Да, у меня есть небольшой капитал в Гринготтсе, и моя работа – это всё, чем я юридически располагаю, как изгнанник рода и осквернитель семьи – оборотень. Моя сестра Эльвира была изгнана мужем, как "нагая женщина" обратно к Люпинам, был магический поединок между моим единственным оставшимся в живых, и ещё неженатым, братом Центаврусом, с бывшим мужем Эльвиры, который был так добр ко мне в начале моего одиночества – ведь именно он давал деньги Эльвире для их перечисления на мой счёт. В итоге дуэли мой брат стал инвалидом – у него отказали ноги, и колдомедики сказали, что было применено семейное черномагическое проклятье "на крови" . Бывший муж Эльвиры, разгневанный её изменами, отказался дать пол-пинты своей крови для попытки снять проклятие. Таким образом, сразу два несчастья постигли бывшую мою семью. Жаль обоих пострадавших, а семью целиком – нет.
Северус только головой качает во время моего рассказа. Обо всём этом мне написала вовсе не Эльвира, нет, а… мать, мать, которая первая произнесла формулу изгнания: "Да отторгаю я от чрева моего и грудей моих… имярек"
– Лучше жить, как жила моя мать, Персуальза, ярко, живо, с постоянной любовью в сердце то к одному, то к другому, и в миг поплатиться за такую жизнь смертью, – говорит Север задумчиво.
– А если бы твой отец не выбрал мгновенный яд, а она мучилась бы несколько суток, что бы ты сказал тогда?
– Всё равно – лучше, как она, да и не стал бы мучить её отец, для этого он слишком любил её, уж поверь мне, больше, чем она любила меня – маленького уродца.
Но каждый думает о своей матери, как можно лучше, сам знаешь.
– Не знаю, – отрезаю я, не желая и дальше вести разговор о беспутных женщинах, но… поздно: Север уже зацепил основную нить нашей беседы и снова всплыло ненавистное, но такое многообещающее имя – Хоуп.

******

– А знаешь, Рем, – начинает Северус, – ведь Хоуп ведёт точно такую же беспутную и бесчестную жизнь, как и моя мать. Но пока она свободна, а её родители, сами, по слухам, не захотевшие ступить на путь служения Лорду, сделали это из эгоистических соображений, а вовсе не из-за этики, как они сами поговаривали – они просто не хотели терять ни капли развесёлой и распутной жизни. Даже тогда, когда Лорд вернулся, и начались нападения на чистокровок, не присоединившихся к Пожирателям, двери замка Уорси были открыты для всего высшего света, будь ты Пожиратель Смерти или просто чистокровка, желающий развеяться в дни всеобщего террора, или даже чистокровный фениксовец… 
– Да что ты такое говоришь? – прерываю я Севера рёвом, от которого у обоих закладывает уши.
– Не реви, как раненый зверь, а послушай – мне, как парии, как грязному убийце, было чрезвычайно интересно и познавательно узнать, что и Кингсли Бруствер, которому по происхождению было противопоказано воздержание, и, в особенности, Сириус Блэк, который не мог не блеснуть собой в фарсе, разыгрываемом Уорси, этаким "Пиром во время чумы"…  – я не стал выяснять у Севера происхождения этого милого словосочетания – абсолютно точно, маггловского – маги никогда не болели чумой…  – не раз почтили сию цитадель веселья и разврата, а мистер Блэк за пол-года приобрёл там образ Пожирателя, нет, нет, Рем, всего лишь женских сердец. Впрочем, четверокурсник мистер Теодор Макнейр, которого родители – Пожиратели взяли с собой к Уорси, плакался мне потом в мантию, вытирая слёзы и сопли, что его лишил чести Блэк, ведь понял же, сопляк. Видимо, Сириус просто изнасиловал хорошенького мальчика.
О-о, он был вовсе не таким, каким казался, этот мистер Блэк, поэтому я испугался, что он находился на каникулах тет-а-тет с Поттером, охранять которого я должен был по приказу Дамблдора, в том числе и оберегать его юношескую честь от посягательств со стороны, что я и делал, устраивая набеги на Гриммуайльд-плейс, 12, по два раза в неделю, мучая и себя, и Гарольда "уроками Окклюменции", к постижению которой он был совершенно не приспособлен… магически, скажем так, зато я был в курсе, проводя сеансы Легиллеменции, что непорочной чести Поттера здесь никто не угрожал… 
А всё потому, что возлюбленный крёстный Гарри, герой в его понимании, беглец, что придавало его образу больше романтических черт в глазах юного, ещё не проникшегося жесткостью машины-для-убийства Поттера, сверкал на балах и в многочисленных спальнях замка Уорси.

******

– Неужели всё было так пошло, Север, ты не приукрашиваешь? Правда? – спросил я, надо сказать, в тихом ужасе от услышанного.
– Нет, Рем, я говорю чистую правду, и мне жаль, что ради приятеля своего друга ты не веришь мне. Мне очень обидно, Ремус.
Он побледнел, глаза засверкали ещё ярче, и я вдруг понял, что это – невыплаканные кому-либо или по чему-там-было в жизни, слёзы. Я тут же испил лишнюю влагу с глаз Севера, потом он поморгал, и одна-единственная слезинка скатилась из-под закрытого левого века. Я слизнул и дорожку от неё. Негоже оборотню становиться причиной слёз кого бы-то ни было. Я это заучил, как молитву.
Я – оборотень, ликантроп, вервольф, не ждущий человеческой жалости. Я знаю это. Тогда отчего я плачу? От того, что обидел недоверием самого дорогого и близкого мне человека? Или из жалости к себе, вечно незримо загнанному в угол, вечно незримо презираемому, нет, не этим сильномогучим магом, умеющем подчинять себе стихии, но всеми остальными, даже близкими мне, моей второй семьёй – профессорами Хогвартса? Ведь ни одна не пришла проведать, вывести из Междумирья простым окриком!
Где пролегает граница междум миролюбивым принятием вервольфа в коллектив людей и заботой об этом самом вервольфе?
Не в сердцах обычных смертных, хоть и наделённых даром творить магию, а в лишь в сердце возлюбленного, моей Королевы.
– Не плачь, Север, Королева моя, мой единственный на всю жизнь, которого познал я и кем был познан . Шшш, не плачь.

******

И вот мы сидим, как два идиота, обнявшись и грустя друг у друга на плечах.
Он – от давно перенесённой, но незабытой боли, я – оттого, что оборотень причинил вред, хотя бы и моральный, здоровому человеку.
Обнимая Севера, я ощущаю, как он похудел, вот уж кожа да кости, да и я похудел сильно.
Нам надо теперь лучше питаться.
– Линки! – зову наугад.
Но эльф всё же появляется.
– Линки! Обед по-китайски, побольше свинины, утку по-пекински и специй, специй!
Он исчезает мгновенно. Всё как всегда – услужливый, не в меру прожорливый Линки и сидящий прямо, без единой слезинки, с потухшим взглядом, Север, наблюдающий игру красок на небосклоне после захода солнца.
Теперь преобладают все оттенки нежно– зелёного цвета.
– А гле Хоуп? Ещё не прибыла? Я звал её к вечеру.
Ну зачем, зачем эта грязная Хоуп в таком прекрасном, не осквернённым пока грехом, доме?
Вдруг меня осеняет страшное озарение – Север заведёт с ней ребёнка – наследника Снейпов, ибо так требуют предки, глядящие с родового древа: "Не забывай нас, мы много любили и ещё больше воевали ради славы дома Снейпов" – так и слышится в комнате перезвон голосов.
Ну, конечно же, с ней разделит он ложе, не с Элизой Синистрой же! Как же я не догадался с самого начала, когда она сидела у него в кабинете и проверяла эссе третьекурсников, а тут ввалился я с бутылкой вина! Такой небрежный, такой самоуверенный.

******

Нет, мы не спали с Севером вплоть до священной ночи, но некоторые "невинные шалости" мы друг другу позволяли делать, например, трогали друг друга за всякое, неумело, это я о себе, ласкались, Север любил оседлать меня , обнажённого, лежащего на спине, и доводить до оргазма руками, прикосновениями губ к телу – я же очень легко возбуждаюсь, тем более в постели с давно любимым человеком.
В общем, с моей точки зрения, для жениха и невесты, обязанных блюсти чистоту телесную и духовную, мы позволяли себе слишком много. Но… мне нравились "невинные ласки" моего Единорога, моей Лилейной Невесты. Наконец, я рассказал о своих проблемах Северу, тот отсмеялся в начале, а потом выдал мне сокращённую и отредактированную версию того, что выделывали Гарри и Северус до Свадьбы. Помню, меня это насторожило, и я спросил:
– А, может, вы были слишком несдержанны в ласках, причём Гарольд курил опиум, вот ваша тинктура и не удержалась?
– Ты мудр, Рем, но тинктура не удержалась именно из-за того, что Гарри употреблял опиум, а вовсе не из-за наших безумных ласк. Отчего ты так боишься ласк, ведь именно сейчас, пока мы не познали друг друга, их сила так велика?
– А что, после Свадьбы они станут пресными? – не выдержал я. – Не верю.
– Они станут законными, Рем, и пропадёт частичка их тепрешнего очарования – недозволенности.
– Я желаю только дозволенных ласк, – заявил я гордо, сидя, голый, на исковерканной постели в аппартаментах Севера.
– Значит, ты будешь по несколько раз в день бегать в ванную, чтобы удовлетворить себя потому, что ты уже так или иначе, но привык к нашим ежеутренним действиям. Так ты действительно этого хочешь?
– Ты рассказывал, как силой разума побеждал похоть и, позже, страсть в твоих отношениях с Поттером…
– Ты хочешь попробовать?! Я перенесу временную разлуку достаточно просто – у меня накопилась куча дел по зельеварению для заказчиков и управлению своим Домом, а вот ты будешь перекладывать ненужные бумажки с места на место, иногда вторгаясь к Минни с очередным ненужным докладом, а всё остальное время прокручивать в мозгу наши утренние занятия друг другом, вот увидишь.
– Вот и посмотрю, – сказал я резко и пошёл в ванную первым, вопреки всем правилам Севера.

******

…  Два прекрасных месяца осторожного прихода весны мы дулись друг на друга: Север на меня – за "ханжество", я на него – за "развращённость", хотя и было это глупо, хотелось мне его целиком до слёз, А он, воспарив на крыльях отверженного Демона– искусителя, предавался гордыне. Потом всё разрешилось само собой, я послал ему Принца, названного так, кстати, из-за французских предков Севера – князей, с извиняющимся письмом, и ночь мы провели в моих комнатах за распитием "на мировую" и прекрасными переводными стихами с древне– греческого:
1.
Я – морехода могила, а против меня – земледельца.
  Морю и твёрдой земле общий наследник– Аид.
2.
Море убило меня и бросило на берег, только
  Плащ, постыдившись отнять, что прикрывал
                   наготу.
Но человек нечестивой рукою сорвал его с трупа,
  Жалкой корыстью себя в грех непомерный введя.
Пусть же он явится нём в Аид, пред очи Миноса!
Тот не преминет узнать, в чьём нечестивец
                    плаще.
3.
О, мореходцы! Судьба да хранит вас на суше и в море;
Знайте: плывёте теперь мимо могилы пловца.

Мы долго пили за несчастливого морехода, а под утро оказались в одной постели, правда, как в рыцарских маггловских историях, которыми со мной щедро делился Север года, этак, с три назад, между нами лежал… меч, старинный двуручный с много более поздней, готическими буквами, гравировкой на рукояти " Similia similibus curantur" .

******

Я проснулся, как уже сказал, первым, а вскоре и Северус последовал моему примеру – наверное, я слишком пристально вглядывался в его лицо. Он потянулся, промурчал что-то про утро, и открыл глаза, в которых было море золота. Я потянулся было к нему, но порезал слегка бедро и отпрянул.
– Порезался? – в его голосе была и забота, и смех. – То-то же, не лезь к невесте до свадьбы…  Дай залечу.
Он провёл ладонью вдоль мелкого, но длинного пореза, и пахнуло кровью, сворачивающейся в корку.
– Вот так, а теперь я его, то есть, семейный меч наследника, уберу. Ничего, кроме поцелуев, Рем, я тоже подумал, что в прерывании прежней тинктуры сказалась и наша невоздержанность. Но пойми, с Поттером вообще было взрывоопасно просто находиться в одной комнате… Не то, что с тобой, мой рассудительный, даже в ущерб себе, человек– волк.
Как писал Вийон, "Я потерплю, а я, я обойдусь" в своём "Споре души и тела".
Так вот, ты, Рем, терпи, а я, я обойдусь. Ну же, ты, кажется, хотел поцеловать меня? Смелее! Alons!
Как же мы упоительно целовались в то раннее утро, это было сравнимо с нашим первым поцелуем, только теперь, обнявшись крепко, чтобы не давать волю рукам, мы перекатывались с боку на бок, прижимаясь разгорячёнными телами. Потом так было каждое утро, когда мы оказывались в одной постели с мечом посреди неё, а это случалось нечасто – работа забирала слишком много времени и сил, хотелось просто выспаться, а с утра – подъём, приведение себя и отросших уже прилично волос в порядок. Волосы, оказавшиеся лёгкими и тонкими, как паутинки, и оттого требовали особого, иного шампуня, сваренного для меня Севером.
И снова нечастые, но потому, такие желанные ночи, полные коньяка и скотча, с пением или новыми переводами, которые Север мастерски декламировал, а мне доставалось угадывать, конечно, приблизительно, время сочинения того или иного стихотворного шедевра, и утра, наполненные Антипохмельным зельем и поцелуями… 
И вот теперь, незадолго до Венчания, он заводит себе женщину. Помню, как он клялся и Мерлином всемогущим и маггловским Богом, что он никогда не разделит ложе с женщиной потому, что он – убеждённый сторонник гомосексуальных связей, у него от женщин, какими бы соблазнительными они не были, не возникает эрекция, как в случае с Тонкс, которую он действительно любил. Ничего, пригоршней стихийной магиии ли, Priapus loсalus ли, с помощью обычного колдовства.
Как же больно, слева в боку, дёргает и колет – сердце, что ли?

******

Вот входит достаточно скромно одетая Хоуп, в руках у неё целая охапка тигровых лилий. Ну да, сейчас же их время. Их… Северуса и Хоуп. А Венчание со мной обязательно будет, просто Север заведёт бастарда, а потом признает его, как первенца и нследника. Ха, а что он будет делать, если окажется, что во чреве девочка? Всё заново или с Элизой?.
– Это Вам, Севви, – произносит оня мягким голосом светской львицы, вышедшей на охоту.–
Украсьте ими своё фантастическое жилище. Никогда бы не подумала, что изнутри дом может быть полностью лишён плоскостей – только плавые изгибы.
Знаете, Севви, этот дом Вам очень к лицу – такой же сложный и загадочный.
Вы ведь подлатаете меня, о, Севви? Малфой всю ночь насиловал меня, жёстко, беспардонно, с удовольствием садиста.
Я не знаю, что на него нашло, может, обкурился опиума – он вчера как после обеда начал курить кальян, так даже ужин, танцы и его любимую игру в фанты на раздевание пропустил…  Заперся в кальянной, и всё. А потом является на публике, странный какой-то, но все были заняты игрой, которая уже подходила к концу, и не заметили его. Я после фантов практически дезабилье, он хватает меня за руку и ведёт не в "нашу обычную" спальню, а в первую попашуюся, и… 
Она заплакала, по-настоящему, не задумываясь, как выглядит со стороны, а для светской дамы – это настоящий признак глубины отчаянья и горя, заплакала по-женски, с истерическими нотками, так, что мне стало жаль её, захотелось обнять, прижать к груди этот измученный кусочек плоти.
Но вот реакция Севера меня потрясла даже больше, чем искренние слёзы Хоуп – он стоял неподвижно, в своей королевской позе – левая нога чуть вперед, руки скрещены на груди, приподнятая изломанная бровь, стоит так и молчит, ждёт, когда водопад слёз мисс Уорси немного стихнет. Наконец, он говорит мне:
– Рем, прошу тебя, дай ей Успокоительного зелья, спустись в лабораторию, первая комната налево, подвесной ящичек на голой стене.
– А ты?
– Меня ждёт неприятный разговор с мисс Хоуп Уорси, так что, захвати и мне фиальчик, пожалуйста. А я пока морально готовлюсь.
Когда я вылезаю по крутой металлическрй лестнице наверх, я понимаю, что немного припоздал – "разговор" уже начался.
– Аппарируйте в Мунго, причём срочно, у Вас опять маточное кровотечение, но на этот раз более сильное – тогда Ваша матка не страдала ещё от стольких выкидышей и активной половой жизни сразу после них, – грозно говорит Север.
Она в ответ, захлёбываясь слезами:
– Мне стыдно появиться и зарегистрироваться в клинике в таком виде, прошу Вас, Севви, помогите! – снова плачет.
Я вылезаю наверх и вижу мисс Хоуп Уорси в отвратительной позе – закинув юбки на живот, она лежит, широко расставив ноги, на кушетке, которую я в комнате не заметил. "Наверное, что-то трансфигуророванное", – соображаю я наспех.
– Север, я принёс Успокоительное.
– Ты бы ещё на месяц там остался – у меня голова разрывается от её воплей. Давай сюда скорее, – он вливает не сопротивляющейся, обмякшей Хоуп, у которой из влагалища щедрым потоком струится тёмная, слишком тёмная для обычной, кровь. Меня мутит. А Север сидит, как ни в чём не бывало, у раскинутых голых ног женщины, изредка поглядывая внутрь.
– Рем, я загоняю тебя, но не оставлять же тебя с… ней, – произносит он брезгливо. – Тебе уже дурно, как я погляжу.
– Да, я лучше в подвал.
– Принеси из комнаты, в которую попадаешь сразу, весь Кроветвор. Просто накинь мантию и распредели флакончики по карманам, затем мне – обезболивающее, простое, оно подписано, из той же комнаты, и опять сходи в другую комнату. где Успокоительное, захватишь и его флакон – там же, но в шкафу возле рабочего стола – Укрепляющее, сколько влезет в твои карманы. Итого, четыре зелья, запомнил? Ну, и хорошо, а теперь быстренько, Рем.

******

На этот раз, несмотря на сложность задания, возвращаюсь быстрее. У выхода меня уже ждёт Север с какой-то корзиной из тростника. Я не успеваю выбраться полностью, а он суёт мне корзину, почему-то шепча:
– Давай сюда сокровища, только тихо. Она, наконец-то, перестала реветь.
Я, стоя на узкой неудобной ступеньке, выгружаю в корзину всё принесённое.
– Ты такой молодчина, Рем. – его голос звучит успокаивающе. И мой мандраж постепенно проходит. – А теперь вылезай, дай руку, помогу. Это временная, а потому, такая неудобная, лестница, так сказать, лаз в подземелья.
Ну, я пошёл отпаивать свою маленькую, но живучую шлюшку… Я присел в единственное кресло в комнате "Ах вот, из чего кушетка , это же так просто!" и, стараясь не смотреть в… ту сторону, стал просто слушать их, вернее, Северусов, монолог:
– Выпейте это. Так, ещё, ещё…  По количеству "ещё" я понял, что это Кроветворное зелье, дальше пошло Укрепляющее… 
Глоток, за ним ещё, – это Север "лечится". Он же физически не выносит стонов, криков, плача, они напоминают ему времена служения у Лорда. Так он мне объяснил некоторое время назад.
– Ну, что ж, мисс Уорси, предагаю Вам два варианта: либо Вы аппарируете вместе со мною потому, что в одиночку Вы расщепитесь от слабости так, что никакой Enervate Вам не поможет, а я не представляю Ваш замок, так как не имел… счастья побывать в нём, скажем так, в челрвеловесчском обличии, и оставляю Вас под опёкой родителей, либо, и это, поверьте, лучший вариант потому, что Вы истекаете кровью, и я не с силах её остановить, мы вместе апарируем в Мунго, где я предоставляю Вас под надзор колдомедиков.
Честно говоря, Север загнул такую фразу, в которой и в нормальном-то состоянии трудно разобраться, но мисс Уорси поняла всё! Вот, что значит – жить захочешь… 
– Нам опасно будет возвращаться в мой замок, во-первых, там гости, и уже навеселе, во-вторых, там… Малфой. Я бы не хотела истекать кровью в одной из спален, под гогот гостей и собственных родителей, ради объяснения ситуации которым потребуется несколько часов, не меньше, а Вы с Малфоем устроите магическую дуэль и убьёте его в пылу схватки. Нет, я выбираю жизнь и Святого Мунго. И мне плевать, что обо мне будут писать все – от "Daily Prophet " до жёлтой бульварной прессы. А интервьюеры из "Ведьмополитена" и "Witch weekly" пускай пишут о моём "жизненном крахе", сколько захотят. Я знаю, это – не крах, это, словно бы, окончание одной стадии моей жизни ради начала иной, следующей, – говорила она красиво, но под конец её голос стал еле слышен, она по-просту, шептала.
– Нам пора, Рем, обязательно поешь то, что заказал, ну уж, без меня, не обессудь. А если дела пойдут хорошо, я вернусь к окончанию ужина. Пусть Линки всё разогреет – я вымотал тебя физически, а ты ещё слаб, чтобы творить магию, – проговаривает он очень быстро и отчётливо.
Я сейчас, не пугайся.

******

Через минуту из подвала вылезала, кряхтя, охая, и держась за поясницу, очень пожилая леди, к тому же весьма старомодно одетая, словно из викторианской эпохи. Я вытаскиваю леди Снейп.
– Благодарю Вас, сэр…  э
– Люпин, Ремус Люпин.
– Где та распутница, которую мой долг перед Б-гом из милосердия доставить в лечебницу для таких же, как она?
– Миледи Снейп, вот она, её имя… 
– Не интересусь именами блудниц, сэр Люпин, – отрезает "старушка".
– Во Север даёт! Так войти в образ всего за минуту! – думаю я, но молчу и с достоинством
"сэра" смотрю на неё. А ведь она очень похожа на Севера, вернее, он на неё, в общем, путаюсь я. Те же смоляные иссиня-чёрные волосы, стянутые в пучок и убранные в красивый чепец, и, главное, глаза – чёрные нефтяные тоннели зрачков которых затягивают "жертву", по неосторожности задержавшей на них взгдяд… Это же бабка Севера, из благородной еврейской семьи Малбион, жившей во Франции, в Иль-де-Франсе, в собственном огромном ненаходимом замке и никогда, никогда не вмешивающейся в дела магглов, будь то даже Столетняя война, в исход сражений и осад которой порой вмешивались то французские, то бургундские, то английские маги, причём некоторые прикручивали палочку к рукояти меча и сражались и по-маггловски и, выстреливая заклинания и проклятья.
Леди Рут Малбион подходит к спящей от Успокоительного зелья Хоуп, левитирует её на сотворённые носилки и замирает в раздумье.
– Вам надо аппарировать с этой женщиной в клинику имени Святого Мунго.
– Повсюду их святые, – бурчит старушка. – Клиника там же, где всегда?
Этот простой вопрос повергает меня в шок. Я не знаю точно, находилась ли Св. Мунго там же, где и при жизни леди Рут. Тогда я решаюсь на поступок– перекидываю тело Хоуп через плечо, говоря:
– Простите, миледи Малбион – в её глазах удивление, но я не могу точно ответить на Ваш вопрос о местонахождении Мунго, поэтому позвольте Вашу руку, нет, не кисть, мне нужно удерживать Вас, по крайней мере за плечо, чтобы совместная аппарация прошла успешно.
– Хорошо, хоть обнимите меня, как это требовалось в мои времена… 
– В мои тоже, но я боялся оскорбить Вас прикосновением… 
– Вы слишком плохо выглядите, как Ведущий в совместной аппарации. Позвольте передать Вам часть моей силы, поверьте, от меня не убудет.
После моего короткого кивка она взала меня за свободную руку, которой я не придерживал Хоуп, и поток невероятной мощи и силы ворвался в мои вены, мою плоть, насыщая и наполняя меня. В полусознательном трансе я ощущаю, как прилив силы и могущества остановился, словно сильный поток воды перекрыли краном, а миледи Рут просто отпустила мою руку.
– Теперь Вы готовы, сэр Люпин.
– Да, миледи Малбион.
– Возьмите меня за талию свободной рукой, я сама произнесу заклинание и сделаю пасс. И вот ещё – остановитесь на пороге больницы или где-нибудь поблизости. Вы очень благородны, сэр Люпин, и совсем не думаете о своей репутации, а ведь Вам предстоит прилюдная церемония – Венчание с моим отпрыском. Будьте внимательнее к себе, сохраните инкогнито.
Если мой потомок захочет завести, нет, не семью, но лишь наследника, прошу, не препятствуйте ему в этом решении и не ревнуйте к его Избраннице. Поверьте, для него она – лишь хрупкий сосуд, в котором происходят таинства материнства…  Вы готовы? Apparео!
Я силой, дарованной мне миледи Малбион, остановился неподалёку от входа в клинику, а не аппарировал прямо в регистратуру.
– Да, район неизвестный. Благодарю Вас, сэр Люпин, и прощайте. Я со всем справлюсь сама.

******

Я целую руку Рут Малбион и забираю у неё ещё немного силы, а сам прячусь за ближайшим углом здания. Старая леди ныряет в Мунго, затем оттуда выходят медиковедьмы с носилками и левитируют тело Хоуп, скрываются в дверях, миледи Малбион суетится вместе с ними.
Я спокоен и чувствую сейчас только зверский голод… Но почему, если эта леди – не Север, и он не принял Оборотное зелье, а вызвал свою бабку из Посмертия неведомым образом, почему тогда он тараторил мне все эти советы про еду… без него? Где он сам сейчас? Тревожась, я и не заметил, как аппарировал прямо в комнату с "шепчущими" гобеленами и вспомнил последние слова миледи Рут Малбион о зачатии наследника и о том, что это не помешает ни нашему Венчанию, ни последующему браку.
– Лики! Где заказанный обед?!
– Он давно готов, Хозяин, но Линки не любит Пролитие Крови, он боится! Простите Линки, Хозяин.
Линки хороший, он не съел обед Хозяев, хотя очень хотелось.
– Тебе перепадёт немалая часть этого обеда – ведь второго Хозяина нет. Кстати, где он, Линки?
– задаю я невинный вопрос эльфу. Быть может, здесь окажется полезной его иная, эльфийская магия?
– Линки знает, что Хозяин Северус Ориус Снейп отправился в замок семьи Уорси на поединок со своим крестником.
– Линки! Я хватаю на руки тщедушное тельце и кручусь вместе с ним ! Ты – самый отвратительнывй, мерзкий домовой эльф!
Он расплывается в оскале улыбки, он счастлив, а я?
– Как попасть в замок Уорси?
– Надо представить его пиршественную или бальную залы, или спальню, и аппарировать туда.
Признаться, я и ожидал такого ответа. Но…  . я не был у Уорси, а Север, значит, обманул и меня, и мисс Хоуп, что не был в нём. Действительно, откуда тогда такие подробности о Бруствере и, особенно, о Сириусе Блэке, как не из первых рук? Север, по-просту, отследил след аппарации одного из них, а потом, укрывшись каким-то образом, шпионил за теми двумя, которые во время заседания травили его больше всего. Я, как и положено оборотню, обычно помалкивал, и потому не стал жертвой "охоты" Северуса Снейпа.

******

Я ел в одиночестве, пища была, на удивление (это от голода, наверное) вкусной. Но не хватало, ох, как же не хватало главной специи – Севера, живого и невредимого, рядом со мной. Я бы кормил его со своей вилки кусочками громадных жареных пельменей, а он улыбался бы одними глазами, стараясь удержать то золото на безопасном уровне, чтобы не брызнуло оно обжигающим тела желанием, и не перешли бы мы граней обоюдоострого меча, изрезавшись об которого, но, в пылу страсти мы забыли  бы о порезах и ранах.
И мне предстоит вынести, как Север выберет подходящую для рождения наследника самку, уж я-то знаю, он владеет какими-то способностями, помогающими заранее определить пол ребёнка. Вот она лежит на спине, под бёдрами – подушка, облегчающая дефлорацию, о, Северус позаботится о своём "сосуде" и будет ласков с ней, вот её раздвинутые ноги… Интересно, как Север будет ласкать женское тело – ведь в этом вопросе он – девственник, а должен идти на шаг впереди своей Избранницы? Наверное, начитается книжек, а, может, ещё и на мне проверит, ласки-то эти долбанные…  Или он без ласк медленно, побеждая её сопротивление, войдёт в неё, а дальше – движения-то одинаковые, что во влагалище, что в анусе, и ему будет наплевать…  нет, его Избранница должна получить удовольствие, чтобы зачать, а точки наслаждения у женщин расположены совсем не там, где у мужчин… бедная Избранница, получается, Север возьмёт её силой, а уж её-то ему не занимать, хоть он и Королева, произошедшая из Лилейной Невесты.
Фу, как вспомню Гарольда в гробу, в одеяниии Лилейной Невесты, и переглядывание десятка человек из ближнего, но не ближайшего окружения в толпе, так тонкие ломтики утки с зеленью и огурцами, завёрнутые в рисовые пресные небольшие лепёшки в рот не лезут, а ведь ещё остаётся целая супница с наваром от этой утки и китайской капустой… 
Переключусь сразу на десерт – он невкусный, сразу аппетит пропадёт.

******

…  – Черти преисподней! – выругался я, как маггл, но зрелище того стоило: стоят, обнявшись, после совместной аппарации, окровавленные оба, Север и Малфой. Я еле успеваю вытереть руки о салфетки, когда парочка разлепляется, и Северус диким, хриплым от возбуждения дуэльной горячностью, голосом произносит, махнув в сторону правой руки противника, держащей палочку:
– Seco!
Весь рукав Драко наливается кровью, и волшебная палочка, не та, с которой он учился в Школе, а, отданная ему отцом перед тем, как за Люциусом пришли Авроры, по особой церемонии передачи Старшей палочки рода Малфоев наследнику, так вот, эта именитая чёрного дерева палочка, на которой  по легенде, столько пыток и смертей, выпала из раненой руки Малфоя.
– Профессор, – скрывая сильнейшую боль от чуть ли не отпиленной руки, произносит Драко с укоризной. – Неужели всё это, он поводит здоровой рукой вокруг, видимо, не заметив, что они переместились, ради самой большой шлюхи, которую я когда-либо знал? Которую я, по глупости, ради внешнего, только внешнего сходства со своей больной матерью, взял себе в жёны?! Да Панси стократ порядочнее Хоуп, этой подстилки каждого, даже нечистокровного или несовершеннолетнего волшебника! Вспомните Финнигана – ведь это же позор, вспомните Элиаса Эйвери – разве зто можно назвать достижением на любовном фронте, вспомните, наконец, меня! Разве я не унижал её во время секса, разве я не заставлял делать то, чем занимаются портовые шлюхи – самое дно маггловского общества! Она выполняла всё – усердно и беззаботно.
– Она любит тебя, Драко, как ты не можешь принять эту простую истину?! – повышает голос Северус.
– Как же, любит, а в постель ложится с любым, кто предложит ей.
– Если не предлагаешь ты – чтобы позлить и раззадорить тебя!
И, кстати, Soleus sangua! Это, чтобы ты не истёк кровью до конца нашего знаменательного разговора о жнщинах и отношении к ним.
– Мерлин! Кровь остановилась. Как тебе удалось, Северус?
– Долго тренировался на себе, – то ли шутит, то ли говорит правду Север.
– Никогда бы не поверил, что ты подставил бы свою драгоценную шкуру под экспериментальное заклинание, Северус, а уж сколько лет я тебя знаю…
– Меньше, чем мне на самом деле.
– Но тебе же не было и двадцати, когда ты крестил меня… 
– Да, ты прав, мне было девятнадцать с половиной лет. Я был очень влиятельной фигурой при Лорде, и каждый Пожиратель из Внутреннего Круга мечтал породниться со мной хотя бы так.
Я выбрал Люца ради смеха – твоя мать, будучи на сносях, влюбилась в меня по уши и не скрывала этого от ненавистного ей тогда мужа, а Люц, как дурень, ревновал.
– Кстати, что ты такого сделал с Нарси, что она теперь мастурбирует не с именем отца, а с твоим?
– Просто показался ей, был вежлив и не более.
– Лжёшь, ты приворожил её! Зачем тебе больная на голову женщина? Тут даже самолюбие за уши не притянешь… одна Хоуп чего стоит – что бы я не делал для неё, а я иногда бываю очень ласков с ней, чтобы я не заставлял её делать для моего, поверь…  низменного удовольствия, она каждый раз кончает с криком :"Се-э-эв-ви-и! " . Ну, что за дура. Ты же не спал с ней. Ты просто по-дружески, вернее, по-отцовски, обнимал её на рассвете, когда становится прохладнее, и пел баллады, которые ты исполнял Ремусу и… Гарольду, позднее.

******

– А позднее – опять Рему. Я очень сильно люблю его, и у нас скоро Венчание.
– О-о, мои поздравления, Северус, помнится, с Гарольдом ты не спешил венчаться, и правильно – взбалмошный был парень. Всё хотел что-то кому-то доказать. Хотя предназначение он своё он выполнил – убил заразу. Я ненавидел Волдеморта с пелёнок. Он отнял у меня родителей – они жили ради этой твари.А они же приводили меня к нему, и за креслом слева стоял без маски ты – мой крёстный.
– Не будем ворошить пепел. У каждого из нас – свои скелеты в шкафу.
Ты же знаешь, я шпионил на Дамбддора и Орден Феникса, а откуда можно получить как можно больше информации, как не из-за трона Лорда?.
– В этом есть смысл. Скажи, Северус, а магическая рана у меня на руке зарастёт мясом или рука так и будет висеть, как на шарнире из мосла?
– Вопрос по существу. Я думаю, тебе в ближайшие годы придётся предупреждать дам в спальнях до раздевания, а то ведь и в обморок хлопнуться могут.
– Кто тебе Хоуп, и кто ты – Хоуп! Парафраз.
– Но не очень удачный. Ты прочёл всего Шекспира?
– Ну-у, почти, кроме сборника Сонетов.
– А зря не прочёл и его.
– Не люблю лирику. Люблю действие, хоть и приукрашенное и философией, и пресловутой лирикой.
– Anaestesio!
– Благодарю, крёстный, а то знаешь, как-то больновато было.
– А ты, как я посмотрю, умеешь не терять сознание от боли. Молодец, Драко.
Вот так, окровавленные, в порваной одежде, и сидят на полу, обсуждая Шекспира. Нет, я, помнится, и сам в юности читал и заучивал его сонеты наизусть, да и Север читал его, наполненные интимной страстью, трагедии. Он говорил также, что маггловские учёные, изучающие наследие великого маггла, так и не пришли к согласию в вопросе: кому – мужчине или женщине – посвящены сонеты, но я и это знал с юности, просто не стал показывать Северу – это слишком личное для меня… 
– А ну, вставайте с пола, кто может! Сейчас я вас лечить буду! – кричу я на них и лезу за модифицированным Обезболивающим, Кроветворным и Укрепляющим зельями. 
Пока я работаю в роли медиковедьмы, обработав сначала, по указанию Севера, раны Малфоя, в особенности последствия многочисленных Режущих и Ножевых проклятий на его теле (Север не поскупился), Северус выпивает горы флакончиков и фиалов, останавливая себе кровь своим
"фирменным" заклинанием. Таким образом, занимаюсь я вовсе не той персоной, которой хотелось бы. Зато я обтираю все раны и порезы Севера антисептиком, который попался мне под руку уже на выходе из подвала.
– Мальчишка! – реву я на Севера. – Зачем ты лгал мне?!
– Чтобы было, кому лечить потом, – язвительно замечает Север.
– Люблю тебя, что же ты делаешь с собой из-за этой дряни Хоуп? – почти плачу я.                       

******

– Впредь ни тебе, ни Драко не советую отзываться дурно о моей, – у меня подкашиваются колени, – Избраннице.
– И это после стольких искусственных выкидышей она родит тебе здорового наследника? – иронично замечает Драко. – А то, что она – самая настоящая шлюха, тебя не ебёт. А, правда глаза колет, то-то же и оно. Конечно, я уверен, что она подо всеми кончала с криком "Севви!", но ведь именно, что подо всеми, ну, хоть, выбрала бы себе постоянного, хотя бы на месяц, любовника, и никто бы о ней слова плохого на сказал, но вот так, каждую ночь… 
– Ты не понимаешь, Драко, она с твоей маменькой начиталась Библии, и я уверен, продолжает читать её, а там, в этой великой Книге есть понятие Покаяния. Нагрешил – покайся. Только, чтобы хорошо покаяться, нужно как следует нагрешить. А ещё она ждёт Искупления за своё Покаяние. И этим её Искуплением станет дитя, отданное мне сразу же после рождения. Она и лица нашего сына разглядеть не успеет
Драко, тебе не понять этого, но гобелены, вернее мои предки с них "шепчут" мне о наследнике. Вот Ремус знает, он слышал их, правда?
– Правда, но твой выбор Избранницы мне не нравится абсолютно.
– Это потому, что не читал про Марию из Магдалы, – шёпотом медленно проговаривает он.
– Может быть, ты прав. Я очень надеюсь, что ты прав, но ведь ты говорил, она – "дочь" тебе. Что же ты собираешься делать?
– Спать с "дочерью". По магическому закону от 1156 года маг, лишённый сыновей и не могущий по определённым причинам вступить в новый брак, имеющий лишь дочерей, в праве выбрать одну из них, не более, на роль Избранницы для продолжения рода и неугасания имени.
– Но тебе-то она не истинная единокровная дочь.

******

– А для этого я на время зачатия приму её в свой род, и её изображение появится временно на родовом древе. Пойми, Рем, я делаю это вовсе не для удовольствия, но это лучше, чем возиться с девственницей – я не знаю ласк, способных возбудить женщину, и ей будет, во-первых, очень больно, и, во-вторых, мерзко вспоминать об этом насилии всю оставшуюся жизнь.
А тут – она любит меня без памяти, как ты слышал, больше Малфоя, – я оглядываюсь на того. – Да, похоже ты переборщил с Укрепляющим. Это от него такой побочный эффект при больших дозировках.
Малфой глубоко спал.
– Да, так вот, Хоуп, как опытная, да к тому же, ещё и любящая женщина, просто сделает всё за меня, и даже оргазм получит плюс счастливые воспоминания.
– А где она будет жить во время беременности?
– Придётся приобрести ей домовика, и пусть живёт в тех аппартаментах в Северной Шотландии, на берегу, нет, даже, над, берегом моря, что перешли ко мне по завещанию Гарольда. А что, там красиво, романтично и чуть одиноко. Да, домовые эльфы-то там живут ещё со времён Поттера. Я вспомнил, как он рассказывал мне, какие они умницы.
Пусть подумает о том, что написано в Библии, которую я приобрету для неё, о таких, как она, блудницах – ей будет это полезно, пусть поразмыслит о душе и будущем материнстве, которого, конечно, не будет, но ей-то зачем об этом знать заранее? Ведь так?
– Знаешь, Север, звучит чудовищно и…  сказочно.
А её родители? А пресса?
– Её беспутным родителям будет сказано, что она стала Избранницей благородного чистокровного мага для продолжения его, мага, рода. Во время беременности она не будет знать ни в чём отказа, и обращение с ней будет, как с леди, благородной и чистокровной, несмотря на её омерзительное прошлое.
Пресса не узнает ничего, кроме того, что мисс Уорси сама пожелает рассказать, почему она оказалась в Мунго с такой травмой, да ещё вся исполосованная плетью с когтями грифона, которую Драко заранее "занял на время" у матушки. Не знаю, да и не хочу знать, что она всем им, репортёрам, интервьюерам, будет плести, но полагаю, как только ей остановят кровотечение и займутся рубцами от плети, она уже будет сочинять про себя какую-нибудь страшную, но очень романтическую, историю. На басни она мастерица.

******

– Рем, давай на время забудем о Хоуп, я хочу услышать твоё мнение о моей бабке Рут Малбион, ты, конечно же, узнал её. Колоритная фигура.
–  Как ты поднял её тело из праха и вселил в него дух из Посмертия за столь короткий срок?! – вопрошаю я, вспомнив о том ужасе, когда понял…  кто передо мною.
– А что, в свои сто восемьдесять шесть она выглядит, как восставший мертвец?! – смеётся Север.– Вот ужо расскажу ей об этом, она напустит на тебя такую порчу, что во всю жизнь не отмахаешься, – откровенно ржёт.
– Так она до сих пор здравствует и пришла на твой зов?
– Да, именно так, а всё маменька – обрезала меня, как иудея, единственного из всех отпрысков леди Рут, вот её сердце и принадлежит "любимому внучеку", и она готова на любые авантюры, хоть на магическую дуэль, только, чтобы "внучеку" было хорошо. Правда, здорово иметь такую бабулю?
– Да уж, – только и смог я сказать, недоумевая от обилия фактов, просыпавшихся на мою голову, как сквозь магическое решето А сколько всего Север ещё не рассказал мне за девять лет знакомства? И что это за факты? – настороженно думаю я.
– А твой отец знал, что ты…  в общем, как бы это, ах, да – иудей?
–  Я – еврей только на четверть, наполовину англичанин и на оставшуюся, не могу сосчитать, а, тоже, четверть, француз. Правда, мама считала себя чистокровной француженкой, но была, была в ней еврейская кровь. Сейчас, спустя столько лет, только и начинаешь понимать это.
Мой же наследник будет англичанином на три четверти, на четверть – французом. Мой дед приказал отцу жениться на француженке, вот он и женился, наплевав на её полу– иудейское происхождение, ведь Рут Малбион была замужем за очень знатным французом, чью чистую, но вырождающуюся, кровь, решили "взбодрить" еврейской.
В общем, мой наследник будет здоров, как англичанин и удачлив в любви, как француз. Таким я хочу его видеть.

******

– А чтобы ты меньше ревновал, зачинанием наследника мы с Хоуп будем заниматься, как в викторианскую эпоху – в ночных рубашках до пола и специальными, обмётанными вручную по краям, отверстиями для соития.
Хотя, признаюсь, я видел её в пеньюаре, который просвечивал чуть больше, чем необходимо – прощальном подарке Драко. Я тут же заставил её переодеться, а пеньюар, тем временем, сделал плотнее. Не люблю рассматривать женское тело. Оно -как масло, плавное, как огарок сальной свечки, о которую боишься запачкать руки.
– Да ты – сама скромность, Северус! – в притворном восхищении воклицаю я. – А вспомни, чем мы с тобой занимались ещё совсем недавно, до появления родового очень острого меча между нами! Тогда ты был далеко не так строг в отношении морали, – подзуживаю я.
– Давай продолжим нашу содержательную беседу за ужином, – предлагает вдруг Север, – я страшно голоден. Что-нибудь осталось от "обеда" по-китайски?
– Полный стол. Я очень беспокоился за тебя, а потому поел только после расставания с миледи Малбион, и то очень мало.
– Ты так и звал её по девичьей фамилии?
– Ну да, я забыл фамилию мужа, но она даже не поправила меня ни разу, а, кажется, была вполне довольна тем, как я обращаюсь к ней.
– Узнаю свою бабулю: после смерти мужа во время Второй маггловской мировой войны, а это – начало сороковых прошлого века… 
– Он, что, сражался?
– Да, Vive la belle France! Как простой участник Сопротивления, только с палочкой, да ещё с автоматом. Ну, это очень эффективное маггловское огнестрельное оружие. Очень пылкий был волшебник…  Так вот, после его гибели и окончания войны, когда французское Министерство магии перешло на обычный, а не военный режим работы, она отсудила в Мажистери, это местный Уизенгамот, свою девичью фамилию назад.
Зачем ей это было нужно, один Мерлин знает, да и то вряд ли. Простой женский каприз, который стоил ей пол-состояния одного из родственников? Да, она очень богата, богаче меня, – смеётся, засовывая в рот половину огромного пельменя.
Я знаю, у него…  вместительный рот. Но, насмотря на такую огромную порцию, он и её пристраивает по всем правилам "этикета для голодных магов", красиво и непринуждённо.
– Ну, что ты на меня так смотришь? Ждёшь ещё скучных рассказов о моих весёлых и не очень родственничках?
– Нет, смотрю, любуюсь, как ты красиво, хоть и несколько торопливо для тебя, вкушаешь пищу, иначе и не скажешь.
– Да ты посмеиваешься надо мною, любимый мой Рем, я просто объедаюсь, а не "вкушаю". Ведь в замок Уорси я прибыл, как всегда, в анимагической форме, а "вёл" меня Мориус. Просто там слишком большая антиаппарационная зона для обычного мага, а я страшно не люблю такие зоны, как ты знаешь.
За Мориуса не волнуйся него, он сейчас отдыхает на ветке в саду.
– Здесь есть сад?
– Да, и преогромный. Завтра, дай Мерлин, покажу его тебе. Он совершенно запущен, там есть деревья, на которые, взобравшись невысоко, оказываешься в уютной развилке, где можно читать книги или просто думать. И так, до тех пор, пока не станет совсем темно, потом поужинать, одеть короткую мантию и снова залезть на заветное место, рассматривая небо и ища знакомые очертания созвездий… 

******

Часть 3. Северус и Со.

Я вседа избегал служителей культа маггловского Бога, хотя, в него самого, пожалуй, склонен верить, а в Мерлина всеблагого – как в его избранного слугу, у которого на откупе – безграничное Посмертие. И души у магов есть, только несколько иные, чем у простых людей, не могущих творить магию – мы же крестим младенцев, выбирая каждому крёстного отца, но не мать, ибо матери переходят из рода в род, отцы же остаются в своём. Так надёжнее.
Я уже дал задание Хоуп, чтобы она своими руками сшила две ночные сорочки, да та бы и бальный наряд нам обоим сшила, лишь бы заполучить меня. А ведь у Рема было, как мне кажется, практически истинное Прозрение, что ж, тем лучше для всех, исключая чувствительного беднягу – нашего горе-Прорицателя, который долго ещё будет меня награждать обидными прозвищами и смотреть исподлобья.
Так вот, о служителе церкви – викарии: после обоюдных расшаркиваний с новыми прихожанами – ха! – я подробно описал ему проблему с призраком, говоря, что не желаю, чтобы, во-первых, в моём благочестивом доме обитал призрак, а, во-вторых, не имею охоты жить на кладбище. Он, после щедрых пожертвований в церковную казну, всё быстро сообразил и выдал:
– Нужно провести эксгумацию и перезахоронить то, что осталось от тела, на кладбище таких же, как она, некрещённых младенцев. Да воздастся ей после Страшного Суда, а люди не могут окрестить кости, как это не прискорбно в случае с невинно убиенным младенцем.
Я понял только, что часть денег даёт община прихода, а другую, большую часть, мне придётся выложить из собственного бумажника. Я, вернее, мы с Ремом лишь переглянулись, и как можно более смиренно кивнули.
Так всё и вышло – при эксгумации из обитателей дома присутствовал лишь я, да и то, по доброй воле – хотелось посмотреть, как эту занозу выдернут из земли, мне принадлежащей, ведь к скелетам да полуразложившимся трупам мне не привыкать, и увезут её прочь с моих глаз, прочь из моего ума, прочь вместе с потрескавшейся теперь – ох, уж эти безрукие магглы – надгробной плитой, прочь из моего мира.
В вынужденном перерыве между избавлением от кладбища за стеной дома и Венчанием, за один день, я, чтобы поправить финансовое положение, сварил пять зелий, одно из которых, самое выматывающее, но и дорогое, варилось двенадцать часов, завтра за ними придут заждавшиеся заказчики. Мне было откровенно скучно – к Рему не подойти, меч так и являлся между нами каждое утро, и однажды, потянувшись поцеловать возлюбленного Короля, я очень сильно порезал, до костей, плоть на рёбрах, которой у меня и так немного. Вот уж было море крови, Рем произносил "моё" заклинание Soleus sangua, нацелив волшебную палочку куда-то в область сердца, но ничего, сработало. Я полежал на заскорузлой простыне, встал, накинул мантию и полез за мазью от рубцов, пригласив Ремуса последовать за мной, чтобы он, наконец, увидел воочию, где хранится мазь, а заодно, и нюхательная соль.

******

Он, увидев пять здоровенных котлов, сваренных накануне и закрытых крышками, попросту лишился головы:
– Ты вчера работал весь день? Рисковал здоровьем накануне Венчания и…  зачатия?! Ты по-просту чудовищен, да, чудовищен, профессор Снейп, сэр!
Но я уже снова за полгода работы со студентами привык к такому обращению, и мне больше не больно от него, как это было с Поттером. Наоборот, даже смешно, когда перед Венчанием вышестоящий начальник, зам. Директрисы Школы Ремус Дж. Люпин официально поименовывает будущего супруга практически полным титулом, забыв, правда, о моей любимой должности декана Дома Салазара Слизерина, главного "слизня", о чём я и вворачиваю Рему в ответ.
Я обнимаю его нежно вместо продолжения ссоры из-за пустяка и чувствую, что его тело становится податливым, он поворачиваеися ко мне и целует так требовательно, что это было бы даже смешно, не сделай этого Рем. Мы целуемся и вскоре оказываемся на холодном полу, покрытом лишь нашими мантиями, я без труда вхожу в него и немного мучаю перед тем, как начать двигаться сильнее и резче. К моему вящему удовольствию Рем стоит на четвереньках, а я – на коленях. В принципе, Рем выбрал такую соблазнительную и откровенную позу, чтобы не лежать на холодном полу, но мне сейчас наплевать на мотивации. Доведя его до глухих стонов, я выхожу из него и предлагаю ему себя, лежащего на спине, которую приятно холодит каменный пол. Он понимает всё без слов и с рычанием, достойным зверя, бурно кончает во мне, не забывая и о моём набухшем члене. Люблю зверя в Ремусе – он откровенен, дик и неукротим, а Рем старается, к моему сожалению, запрятать своего зверя подальше вглубь себя, но уж когда он вырывается… моему восхищению нет пределов, вот как в этот раз.
"После совокупления каждый зверь печален", – гласит маггловское изречение, и правда, Рем ложится рядом со мной на живот и говорит:
– Вот, ты опять заставил его выйти на свободу.
– Да, и я по-настоящему счастлив и удовлетворён. Старайся выпускать его на время соития. Это придаст остроту нашим впечатлениям и усилит оргазм.
Разве тебе не было сейчас лучше, чем обычно?
– У меня было двоякое чувство – удержать зверя хотя бы на такой короткой привязи и, под конец, я словно бы растворился, забыв и о звере, и, прости, даже о тебе.
Я летал, превращаясь в пар, в эфир, не знаю, как это лучше объяснить – я вышел из тела или оно растворилось тоже. Боги, какой бред я несу, а потом всё сгустилось в какую-то странную эфемерную субстанцию, где был разум и целое море чувств, очень приятных, к слову сказать.
– А во время Алхимичской Свадьбы ты чувствовал подобное?
– Нет, но я чувствовал тогда, словно на какие-то мгновения меня не стало, а очнулся я уже не Красным Женихом, но полноправным правящим своей Королевой Королём.
– Я тоже умирал, как Лилейная Невеста, и воскресал, как Королева.
Смерть и воскрешение – обязательные явления в Королевской Свадьбе, и если их нет или они появляются только у одного из партнёров, значит, Свадьба не осуществлена, то есть были нарушения предварительных стадий или Свадьба произошла слишком рано, поздно – выбирай любое, или, самое неприятное – любящие друг друга в обычной жизни волшебники, оказываются неподходящей парой с алхимической точки зрения, и им нужно расстаться.
Вот последнего я и боялся больше всего, боялся даже спросить, видишь… где и при каких обстоятельствах посмел я задать тебе волнующие вопросы.
А то, что ты вначале описывал, как растворение в эфире с последующей конденсацией, что ж, это должно было произойти в ту ночь, но, как видишь, настигло тебя только через два месяца.
– Это плохо?
– Это нехорошо. Партнёры, по логике вещей, должны испытать такое чувство примерно одновременно, в брачную ночь.
– А у тебя это чувство было…  тогда?
– Да, вслед за воскрешением. Но не заботься слишком – мы с Гарольдом соблюли практически все традиции – он был сверху, как положно Невесте, но входил в него я из-за его комплекса пассивности, мы вместе пережили умирание и воскрешение, вместе улетели в эфирные дали и вернулись обновлёнными, но…  где сейчас Поттер, и где я?..
– Но, если бы не опиум… 
– Опиум не сам набрасывается на жертву, это жертва потребляет опиум во всё больших количествах, пока сердце не остановится от передозировки, и ты это прекрасно знаешь.
Не надо делать из Гарр…  Гарольда несчастную жертву, ведь он был любим, как же я его любил!
– А меня, меня ты любишь больше или меньше? – спрашивает Ремус с придыханием, выдающем его волнение.

******

Скажу правду:
– Тебя я люблю по-другому. Ты – мой ровесник, самостоятельный, многого добившийся в жизни ликантроп, принятый сообществом людей. Тебя нельзя любить, как юношу, как бывшего нерадивого ученика, вечно ласкового котёнка, всегда готового отдаться поцелуям и ласкам, и меч между нами – тому подтверждение. Ты – человек-волк, и этим всё сказано и, прошу – не забывай на время выпускать своего волка из пут разума. Так и тебе станет легче, а мне – так вообще замечательно.
– А если он укусит тебя в пылу страсти?
– Что ж, напившись Аконитового зелья, будем вместе бегать по саду и воспевать Полную Добрую Луну.                                   
– Ты смеёшься, Север.
– Напротив, я серьёзен, как никогда.
Давай вставать с каменного ложа, а то отлежим себе что-нибудь нужное для радостной жизни. Ты пойди в ванную, я хорошенько плесканул на тебя. А я закажу Линки ужин, наконец-то, по-мексикански, – безумолчно говорю я, кое-как одеваясь и даже не застёгивая сюртук – всё равно сейчас переодеваться. Просто так наложил на нас обоих Очищающее заклинание, в помощь Линки, – смеюсь я про себя, стараясь думать о любой ерунде, что бы не помнить, забыть о главном – изменение субстанции произошло у Ремуса только спустя два месяца после Свадьбы. Я уже выучил всё возможное, содержащее крупицы знаний о Свадьбе. И не нашёл там ни подобных, ни толкования похожих случаев.
Мне становится запредельно страшно – неужели и эта тинктура безнадёжно испорчена, и нам с Ремусом придётся рано или поздно расстаться? Вдруг я вспроминаю о надвигающемся Венчании, которое должно состояться завтра в одиннадцать утра, осознаю, что ещё не пригласил ни Помону, ни Элизу в качестве стоящих позади, не пригласил гостей – Драко и Хоуп, не составил меню праздничного обеда… 
Мы поднялись в комнату, только здесь заметив, насколько мы промёрзли в подвале. Однако, солнце светит прямо в открытое огромное, странной формы – нечто среднее между прямоугольником с закруглёнными углами и овалом, окно, и нагревает воздух.

******

– Рем, я выбрал стоящими позади Помону и Элизу, как тебе?
– Замечательно, Север, – отвечает мне голос музыкальной шкатулки.
– Так напиши им – завтра, Галифакс, город – графство, в центре у ратуши. В половине одиннадцатого утра! – срываясь, кричу я на него.– Я же напишу гостям… 
– Это Драко?
– И Хоуп, моя почти уже дочь.
– А они не устроют потасовку во время Венчания?
– Ну, что ты, Рем, они же оба благородные чистокровные волшбники и понимают, что означает обряд Венчания. После пусть делают всё, что хотят, но, я думаю, присутствие их бывших преподавательниц пойдёт им на пользу. Они просто будут вести светскую беседу со стоящими позади и поедать те вкусности, список которых также писать мне, как хозяину дома.
Но сначала – обед.
– Линки. Подавай.
Мы накинулись на еду, и, хотя я стрался не очень торопиться, но куски фасолевых лепёшек с перцем чили так и исчезали, тая, во рту. Мы запивали яства текилой с солью. Это было невероятно – острота, пряность, жгучесть текилы, смягчающий вкус сладкого маиса, мясо, жареное на открытом огне с чили, снова текила и фасолевые лепёшки на закуску, приятная горечь и острота чили после них, водоворот иноземных специй, к которым я так чувствителен, и текила с солью… 
Обед был закончен. Рем спрашивает:
– Север, а можно воды?
– Конечно, только она разожжёт твой пожар ещё сильнее. Опробовано. Даже сельтерская не помогает. Просто подожди минут пять – десять, привыкни к этому жару, и, наконец, насладись им, ведь потом он исчезнет без следа.
– Пожалуй, займусь письмами – это отвлечёт меня.
– И то верно, а я покурю в саду, пока жар не спадёт.
– Север, их как писать – проникновенно или официально?
– Выбери середину – дави на наши с тобой невероятные чувства, приведшие нас к Венчанию, особенную дружбу с этими профессорами и обязанность помочь друзьям.
Примерно в таком акцепте.
Ладно, а то курить хочется невмоготу.

******

Я знаю, что когда навеселе, у меня вырываются простонародные словечки и выражения, поэтому на публике стараюсь не напиваться, как на том незабвенном начале бала, под конец которого Хоуп на полном серьёзе чуть не заавадила себя. Теперь старюсь не вспоминать, во что это вылилось, и какую цепочку проблем повлекло за собой. Так вот, если уж пить на публике, то либо мало, как на приёмах у Лорда или Люциуса, моего персонального мучителя, либо напиваться в очень узком кругу отлично знакомых персон. Как на том злополучном балу, да что ж он ко мне привязался, с Ремом и Хоуп.
Грешен – думая, что Хоуп занята гостями, не сдержался и полез целоваться с Ремом – это было упоительно. Среди толпы чужаков заниматься прелюдией, мечтая после оповещения Решения скрыться в одной из многчисленных спален Малфой-мэнора, в то время, "весёлого замка". Так мы потеряли отличную, надо сказать, собутыльницу.
Я, что-то, слишком взвинчен – это уже пятая сигарета подряд. Жар во рту после ужина прошёл, оставив только перегар текилы вперемешку со вкусом сигарет. Хочется, очень хочется покурить кальян – на две затяжки, мне больше не надо, но вместо этого изысканного удовольствия я сейчас вернусь в дом, приму Антипохмельное зелье и сяду писать письма гостям, заранее предупредив каждого о втором госте/гостье, чтобы не было фальшивых обмороков и грозных взглядов-молний. А потом вызову Линки и обсудим с ним праздничный стол. В любом случае, мне понадобится дорогой, как и всё тут, круглосуточный супермаркет, а я даже района не знаю…  А-а, "язык до Рима доведёт", как говорят магглы, с которыми мне сегодня ночью придётся пообщаться. Заодно, там же куплю "свадебный" подарок для Хоуп, как того требуют законы – жених должен подарить что-то невесте на память о первой брачной ночи. Фу, мерзость какая – "жених", "невеста", "свадьба". Да, правильно обмолвился как-то недавно Рем, это – не свадьба, а случка. Так случают животных для порождения тех же самых
"наследников", улучшающих породу… 

******

Я тоже хочу не просто наследника, а "улучшенную версию" Снейпов. Хоуп красива, я, как мужчина, не урод, главное, чтобы мальчику передался мой нос, как это не жестоко звучит, но этот "императорский" профиль вычеканен не на одной монете Древнего Рима, где патрициями были, в основном, маги, а когда их число в патрициате уменьшилось, так как многие переехали, как мой прародитель, в новые колонии, в Риме началась катасрофа среди высшего, а за ним, и нисшего сословий – разват, оргии, бои рабов на потеху публике, даже самоубийства патрициев путём ритуального вскрытия вен неугодных Императору et cetera, et cetera… 
Немудрено, что всё больше магов-патрициев перебиралось именно на Альбион – остров, населённый людьми примитивными, но со священной верой, хранителями которой были друиды, тоже маги, но стихийные. Среди магов обеих ветвей возникали смешанные браки, и в моей семье на одной из первых ступеней, зарегистрированных "Хроникой волхвов Снеп", самой старинной генеалогии нашего семейства, была стихийная волшебница из рода потомственных друидов Руэльне, а звали её уже латинским именем Вартабелла.
Кроме того, в бретонской семье моего деда с материниской стороны – Шевинь, а к слову сказать, франкские и бретонские магические семьи возникли только во время постоянных, как дождь и солнце, нападений норманнов с девятого века, а до этого маги жили среди магглов и охотно смешивались с ними, так вот, в этой княжеской семье стихийная магия была в крови у всех представителей семейства. И эта особенность передавалась по наследству с самого начала образования тогда ещё семьи бретонской родовой знати, имеющей свой замок и ленные владения со свободной дружиной и крестьянами.
Спасаясь от постоянных рейдов норманнов, княжеская семья Шевинь переселилась со всеми своими людьми и скотом в Южную Францию, графство Шампань, на границе с герцогством Прованс. Семья прожила там недолго – века два-два с половиной, из-за недружественных соседей, не желающих понять, как можно быть просто главой рода со свободными, неподклятвенными людьми, и часто нападали на земли семьи, уводя в вилланство крестьян, сжигая сёла и угоняя скот. В общем, спокойные родовитые бретонцы встретились с совершенно иным типом мышления и поведением горячих южных франков. Семья Шевинь мигрировала с оставшимся хозяйством обратно, но там уже сидел норманн, тогда пришлось расселиться прямо по брегу морскому, обрывавшемуся круто вниз на несколько десятков ярдов. Наученная горьким опытом скитаний, семья оградила свои владения защитным куполом и ненаходимостью. Так и жили веками, закупоренные в собственной защите. Иногда глава рода посылал одного из правнуков искать невесту на стороне. Это было сложно, поскольку имя семьи-затворницы, окружённое тайной, ничего не говорило иным бретонским и французским семья магов, имеющих дочерей на выданье. Тогда приходилось завоёвывать невесту "кончиком копья", старинным магическим обычаем, при котором девица сидела в высокой башне с платком в руках, а рыцарю, желающему заполучить её в жёны , приходилось в полном боевом облачении, на коне в кольчужной сетке поднимать себя с конского разгона магически и подцеплять на кончик копья заветный платок. Искателю руки давалось три попытки, но представителям княжеского рода, ставшего по французскому обычаю, де Шевинье, хватало, обыкновенно, одной. И девица ехала с рыцарем к нему в ненаходимый замок, чтобы разбавить кровь рода.

******

– Говори, говори ещё! – раздался голос Рема из соседней развилки, где он удобно расположился и слушал всё то, что я начал проговаривать вслух от большого количества выпитой текилы.
Я тоже обнаружил себя сидящим в развилке, пониже Рема, которому, чтобы усесться, понадобилось залезть более, чем на половину высоты дерева. Его мантия была переброшена через один из нижних сучьев яблони, а моя была вообще неизвестно где.
– Прежде, чем я буду, так уж и быть, рассказывать дальше, хотя твоё поведение в простонародье называется "подслушиванием", скажи, где моя мантия?
– Она зацепилась за куст, и я отнёс её домой. Так что было дальше с княжеским родом де Шевинье? Расскажи, прошу тебя. Да, кстати, потенциальные стоящие позади уже выразили своё согласие участвовать в церемонии напополам с изумлением от самого факта нашего Венчания.
Я посылал к ним своего Принца, и он принёс ответы сразу от обеих.
Так что, дело за тобой, но сначала расскажи, как семья князей де Шевинье получила всеобщее признание и титул, столь высокий.
– Они, то есть мои предки, начали "задыхаться" от обилия собственной крови в роду и решили снять ненаходимость, хотя защитный купол они оставили. Все мужчины де Шевинье, способные держать оружие, разъехались из родового гнезда в поисках подвигов, могущих их прославить, и им повезло – великаны и драконы, умыкающие стада для прокорма и девиц для удовольствия, горы злата и серебра, охраняемые чудовищами – всё это легло под тяжёлые копыта коней рода, княжеское достоинство которому было даровано самим королём французским Карлом Шестым Безумным в 1380-ом году, до того, как после лихорадки он приобрёл некоторые странности в поведении и был прозван Безумным. Но он был магглом, поэтому его дальнейшая печальная судьба нас не касается.
Как только мои предки были признаны самом королём Франции, род больше не ощущал необходимости в чужой крови, напротив, старший Князь тщательно отбирал для своих ещё неженатых внуков и всех правнуков, даже находящихся ещё в колыбели, невест из благороднейших чистокровных волшебных семейств Франции, не обращая внимания только на невест из норманнских, шампанских и провансальских семейств, а также, подобным образом устраивал помолвки своих правнучек, ещё не вышедших, зачастую, из младенческого возраста.
Вот, наверное, почему, я так люблю шампанское и провансальский язык, – говорю я, посмеиваясь и давая понять, что экскурс в мою историю закончен.

******

– Значит, нужен только преярый ужин по-мексикански, с текилой, чтобы ты , наконец, заговорил.
– Разве это интересно? – искренне удивляюсь я, – Только для членов семьи, да и то, для тех, кто любит старину и историю.
– Так завтра я стану членом твоей семьи, или ты уже забыл об этом, блуждая в сумерках Тёмных Веков? – спрашивает Ремус на полном серьёзе.
Ну как объяснить ему, что он уже два месяца, как член "моей" семьи, что Алхимическая Свадьба, устанавливающая тинктуру между двумя любящими, гораздо важнее всех Венчаний, вместе взятых?! Что именно правильно, относительно, как показал случай с Поттером, проведённая Королевская Свадьба-то и определяет пару, которой нужно либо расстаться, либо идти по жизни вместе дальше, в том числе, минуя и Венчание?
– А наша с тобой Королевская Свадьба произошла с двумя отклонениями, – заявляет Рем.
– Ну почему я сегодня думаю после ужина вслух? – с досадой на, прежде всего, себя, я думаю, на этот раз, молча.
– Это с какими же, позволь узнать, на твой взгляд, расскажи поподробнее?
– Во-первых, – вот, перенял привычку говорить по пунктам от меня, – мы кардинально изменили позу: Лев – сверху, Единорог – снизу. Во-вторых, меня посетило растворение в эфире с последующей "конденсацией" не одновременно с тобой, а порознь, и разница составила около двух месяцев. Каково это тебе? Может, мы – не пара и не нужно мудрить с Венчанием, раз всё равно всё это – я имею в виду наш летний роман – скоро кончится?
– Нет, Рем, тебе так просто не отвертеться от меня. Наш союз – не ошибка, не прихоть природы, а взлелеянная тобой, да и мной тоже, только незаметно, настоящая страсть. Я, скорее, позволю вырвать себе сердце, как это делали ацтеки со своими военнопленными, чем позволю своему разуму холодно и расчётливо разлюбить тебя.
– А горячо и бесшабашно?– спрашивает, передразнивая меня, Рем.
– Не играй с огнём – обожжёшься. В двух словах: всё это – не шутка и, уж тем более, не повод для глумления, Рем. Я говорю об очень серьёзных, роковых вещах.
– Так зачем же нам Венчание?
– Пусть будет: лучше, когда пара проходит его.
Спасибо, что составил невидимую и неслышную компанию моему одиночеству. Как ты их нашёл? – спрашиваю я, указав рукой на развилки, расположенные на соседних деревьях.
– Одну ты нашёл сам, о, стихийный маг, тебе даже древесные развилки подчиняются, – улыбается Рем, – а вот эта, – он хлопает по своей – моя работа. Ближе и ниже развилок не нашлось, и тогда я понял, что это моя судьба – сидеть на насесте, правда, весьмя удобном. А по деревьям я лазать привык ещё с детства, и люблю это делать.
А теперь – марш писать письма! Я не справлюсь с этими неврастениками, иначе давно написал бы им обоим.
Но здесь нужны твоя рука и слог.

******

Я с неохотой слезаю из равилки, приподнявшись на руках, чтобы уберечь сюртук и шоссы, и иду в дом. Пишу письма, каждое начинающееся: "Возлюбленный крестник мой Драко" и
"Возлюбленная невеста моя Хоуп". После этих слащавых писем хочется утопиться в унитазном бачке, но я посылаю Мориуса, наказав:
– Без ответа не возвращайся. – к Драко… 
…  И получаю от него нечто, похожее на валентинку, с обещанием "быть, не обращая внимания на эту грёбанную шлюху Хоуп только, если она сама не будет на меня наезжать".
Затем – к Хоуп…  "уж близится ночь, когда ты станешь моей, и мы сольёмся в пылу страсти…". Разумеется, после…  такого откровенного письма Хоуп соглашается быть гостьей, несмотря на Малфоя. Она пишет, что в клинике её быстро поставили на ноги, не забыв и о следах плётки, и она выписалась быстрее, уже в тот же день, и к ней никто из "журналюг так и успел прийти, а жаль – Малфою бы тогда здорово не поздоровилось. Ну да ладно, пусть коптит небо, пока."
Как же мне удежать её в ту ночь до пол-пятого? О, предки с богатейшей историей, все вы виноваты будете в моём позоре и боли Ремуса. А-а, надо запастись достаточным "репертуаром", который, с одной стороны, распалит её ещё больше, а с другой – не даст увести
"распевшегося" от шапмпанского любовника в постель раньше времени. Я уже знаю черномагическое заклятие, которое наложу на нас обоих. Мне оно поможет преодолеть стойкое отвращение к женщине, как сексуальному объекту, её – сморит в сон после чёртова соития.Так я думаю, обсуждая праздничное меню с Линки. Он – мастер своего дела, потому заканчиваем быстро. Ремус ещё не слез развилки, тонет в сумерках. И ладно, а мне надо покурить К счастью, буфет уже здесь. Открываю заветный ящичек и…  не вижу кальяна. Ах, я дурак, ведь…  тогда, зимой, я захотел покурить в каком-то неистовстве, и Рем так разнёс кальян на сотню стёклышек, что они не поддались Repаro. С той поры я совсем забыл, что у меня больше нет кальяна…  Что же делать? Только насасываться коньяком и курить, курить одну за другой сигареты. Но прежде надо найти этот чёртов супермаркет и закупить там всё необходимое. Я подписывю к списку продуктов и "подарок невесте" – наверное, это будет слишком большое для неё кольцо, которое она будет носить на цепочке, которую покупать не стану из принципа.

******

Я выхожу из дома, а навстречу мне – совсем молодые магглы, шумная, подвыпившая толпа.
– Эй, гляди, Джо, как чувак вырядился – похож на Дракулу незабвенного Брема Стокера.
Слышь, ты человек или вампир?
– Скажем так, я – человек с причудами, – отвечаю я осторожно.
– Ты из этого шикарного дома?
– Да, я – его владелец, господа.
Все загалдели, как утром стая ворон.
– А чего ты вышел так поздно в такой нелепой одежде? Все же приставать будут с расспросами.
– Мне не привыкать. А не подскажите ли, мистер э… 
– Уильям Стоукманн.
– Благодарю. Северус Снейп, к Вашим услугам. Так не подскажете ли, мистер Стоукманн, где тут поблизости большой круглосуточный супермаркет?
– Значит, Вы – всё-таки не вампир, мистер Снейп, – с сожалением говорит "Джо", да в квартале отсюда, мистер Северус Снейп, а Вас правда так зовут? Никогда не слышал ничего подобного, правда, и одетого так человека – тоже.
Поворачивайте сейчас направо, пройдёте свой квартал, а там, на большом перекрёстке – то, что Вы ищете, мистер Снейп, приятно было бы затусоваться с тобой в этом прикиде в "Пятой лилии". Это ночной клуб, куда мы и передвигаемся, но…  у тебя, блин, важные дела, на лице написано. Жаль. Мы могли бы в неформальной обстановке чил-аута сойтись поближе. Просто ты мне нравишься, чудик.
Он быстро наклонился, чтобы поцеловать меня, но я отбросил его магией Воздуха на пять шагов и, не оборачиваясь на встревоженные, испуганные голоса, иду в указанном направлении.

******

Супермаркет оказался хорош и очень дорог, но здесь я нашёл для Линки абсолютно всё, а в ювелирном бутике, где от цен даже на простые кольца у меня закружилась голова, я знал, что магглы ценят золото намного больше магов, но не настолько же, всё же купил за баснословную сумму большое кольцо. Мне предложили цепочку к нему, но я вежливо и твёрдо отказался. Теперь нужно вытащить неподъёмные сумки из тележки где-нибудь на улице, делая вид, что сечас закину всё в машину, затем отлевитировать сумки возле рук, чтобы не вызвать подозрения у всё ещё встречающихся на улице магглов. На длинном чеке было обозначено время транзакции – одиннадцать шестнадцать, но после этого я ещё провёл у ювелиров минут пятнадцать, потом выкатывал тележку, вручную разгружал её. В общем, сейчас около одиннадцати сорока. Значит, я ещё до полуночи приду домой. А там – мой любимый Рем. Никогда раньше у меня не было этого чувства – что дома меня ждёт любимый человек. Волна какого-то странного тепла, похожая на стихию Огня, но совершенно иная по происхождению, наполнила моё тело, а потом угнездилась в груди – душе и сердце.
– Эй, мистер Как-Вас-там, у Вас сумки из рук не выпали? – слышу визгливо смеющийся женский голос.
А вот и она – да у меня кортеж сопровождения! Едет в новеньком авто рядом со мной, видимо, от самого супермаркета.
– Благодарю Вас, мэм, за беспокойство, но это – моя привычка носить тяжести.
– Ну так садитесь в машину, я подвезу, – залихватски заявляет она.
– Благодарю, мне осталось пройти всего три дома.
– Вы можете сказать, как называется это прекрасное шёлковое одеяние дивного кроя?
Ишь как заговорила – наверное, все извилины подключила, чтобы так вежественно выразиться. Но не будем впадать в крайности:
– Это – мантия, мэм, традиционная одежда волшебников.
Я знал – машина резко взвизгнула чем-то и улетела на бешеной скорости. Вот и говори правду магглам – слишком они пугливые. Пришёл.
Ремуса не видно. А как же тёплая, если не сказать, горячая встреча?!
– Рем! Ремус!
– Иду! – доносится из дома. Вот он, перепачканный чем-то белым, пахнущим…  о, боги, опиумом. Он разорил шкатулку отца с опиумом! Нашёл ведь, гад, мне оставалось только в особом магазинчике, адрес которого я знаю наизусть, где-то в Челси, купить кальян "не для табака"… 
– Линки! Здесь всё для тебя, абсолютно всё, так ты уж не подведи. Да, там кольцо в обитой тёмно-синим бархатом коробочке…  отдашь это мне.
– Плохой Линки!Хозяин просит Линки! Хозяин не доверяет Линки!
– Стоп! Ты – маленький гадёныш, ворующий еду Хозяев, мерзость ходячая!
– Линки благодарит Хозяина! А что хорошего скажет о Линки второй Хозяин?
– Гад ты, Линки, и мазохист!
– Благодарю Второго Хозяина за добрые слова!
Он хватает все огромные, по сравнению с тщедушным тельцем, сумки и исчезает.

******

Ремус брезгливо отряхивает сюртук, но тот явно нуждается в стирке.
– Экая мерзость, так и липнет, – ворчит он.
– А куда ты дел остальное?
– Спустил в унитаз.
– Вот так вот просто, целое состояние спустил в унитаз? – я не выдерживаю и начинаю смеяться, хотя смех, скорее, похож на истерический.
– А ты, что, собирался стать наркоторговцем? – серьёзно так справшивает Рем.
– Да эта белая дрянь при редком использовании даёт потрясающий эффект, ничего ты не понимаешь в бладжерах, – я продолжаю смеяться.
– Надо будет, пойдём с тобой туда, где эта дрянь продаётся, и кальян заодно прикупим. Но при одном условии – перед тем, как курить его, ты говоришь об этом мне.
– Значит, ты будешь либо давать мне "добро", либо отказывать, не понимая, каково моё внутреннее состояние, и как мне нужна эмоциональная разрядка – это изысканное удовольствие летать в кружащеся разноцветном мире? Так? Ты теперь за старшего?! – кричу я во всё горло, не в силах остановись рвущуюся наружу истерику.
– Север, у тебя истерика. Помолчи хотя бы минутку, выслушай меня. Это – из-за кольца, которое ты ей купил. Тебе настолько мерзко было и до покупки, что ты хотел скрыться от самого себя в этом разноцветном временном мире, не решающем ни одной проблемы, потом ты, вместо ждущего тебя, бегущего с распростёртыми объятиями, увидел меня, разорившим твоё
"сокровище", не так ли всё было? – вкрадчивый голос, полуулыбка на любимом лице.
Да разве это Рем?! Вдруг он улыбается и заключает меня в кольцо рук, и мне становится так уютно, безопасно, благостно, что я не боюсь даже зачатия – подумаешь, спьяну, в какую дырку лезть? Я и не замечу, как отдам ей семя для продолжения рода Снейпов, а она…  она пусть думает всё, что угодно. В любом случае, я появлюсь там потом только один раз – в День рждения моего сына.
– Ремус, Рем, любимый, я так устал, раздень меня.
И он раздевает меня и раздевается сам, он уже возбуждён, но я догоню его скоро… 

******

Утром меча в постели не оказалось. Я удивился, а Рем как-то особенно "оценивающе" посмотрел на меня и промолчал. Ну да, это же он, независимо от внешних желаний, своим индивидуальным бессознательным, потому, что подсознание – выдумка еврейского помешанного психиатра Фрейда, маггловского целителя душ, которой пользуются все, кому не лень – пихиатры, пихоаналитики, многие психотеравты, в общем, целое сонмище узкоспециализированных, как и в магическом мире, но по иному принципу, маггловских колдомедиков, так вот он, не зная об этом, призывал мой родовой меч, так как не мог призвать свой, будучи изгоем, для удостоверения "чистоты" наших отношений, что не мешало нам заниматься любовью, где угодно, даже в подвале. Не говоря уж о кровати, заботливо застеленной Линки, застеленной…  Линки…  не значит ли появление меча отказ в интимных отношениях в расстеленной кровати, когда желание, после хорошего сна, на пике?! Не означает ли этот знак неправильности устоявшейся, вроде, тинктуры?! Нет! Нет! Нет! – я заливаюсь слезами, Рем обнимает меня и снова, словно по действию стихийной магии по имени Любовь, меня окружает кокон тепла и спокойствия. Я только хнычу, как ребёнок, но вскоре затихаю – мне хорошо, райски хорошо, хотелоь бы, чтобы это мягкое объятие длилось вечность… 
– Ну же, Север, Севви, маленький мой Севви, – произносит баюкающий голос Рема, моего Супруга вопреки всем тинктурам.
– Не оставлю тебя, не оставлю тебя! – кричу я.
– Так не оставляй, перестань рвать души себе и мне! – повышает голос Ремус, – оставь её, и мы будем счастливы! Мы заслужили это счастье: я – своим долготерпением, ты – тем, что понял мою любовь к тебе и разделил её… 
– Я-не-мо-гу-бро-сить-е-ё-до-за-ча-ти-я-нас-лед-ни-ка! – ибо это – правда, и она превыше моих желаний, желаний Ремуса или кого-либо ещё.
Я выбрал и буду платить по счетам всю оставшуюся жизнь потому, что буду обязан Рему, и не получить мне более таких чудесных тёплых объятий – не заслужил.

******

Мы с Ремом одеваемся к торжеству. На нём – очень красивая, затканная единорогами жилетка, приобретённая мной за полторы сотни галлеонов, а что, "вещь ручной работы, больше нигде и не встретите такую", но я-то знаю, что у меня есть жилет, столь любимый Гарр…  Гарольдом полгода назад, в ноябре и декабре, проклятых месяцах, в пару к купленному для Ремуса. Пусть мой поскромнее покрыт вышивкой, зато – старинный, передающийся по наследству, опутанный десятком заклинаний против порчи ткани. Тоже, разумеется, ручная работа женщин семьи Снейп – незамужних ещё девиц, пусть и просватанных, но чистых. Иных, пришлых в род Снейпов жён, не допускали до изготовления парадной одежды, кроме мантий. Им отводилось шитьё ежедневной одежды для мужей, и зачастую, они расшивали сюртук чьего-либо мужа под общее пение знакомых им всем баллад и песен. Потом одежда менялась, но они также работали вместе, да хоть бы, и над праздничной мантией. Время сохранило мало их работ, только несколько этих самых праздничных мантий, и, покуда меня не атаковал Поттер, как бешеный метеорит, я подолгу рассматривал эти роскошные, расшитые различными мастерицами, каждыми со своим сюжетом, "росписями", так не похожими друг на друга и, как ни странно, создающими свой, неповторимый ансамбль.
Потом мы одеваем венчальные мантии – их судьба похожа на жизнь бабочки-однодневки – как только стоящие позади и гости аппарируют прочь, "молодые" остаются наедине, и мантии летят к Мордреду в пасть, и начинается Любовь. Ну, а нашей с Ремом плотской любви два месяца одна неделя и пять дней – нам не привыкать, не притираться друг к другу, как настоящим молодожёнам, да и остались ли ещё такие девственники после Войны: как Гарольд и Джиневра Поттер, как Арес Нотт, наконец, как Драко Малфой? Дожно быть, остались, таковые экземпляры всегда находятся. Ох, не завидую я им… 

******

Мы готовы, и обнявшись потому, что только я из нас двоих бывал в городе-графстве Галифакс, аппарируем к ратуше, на центральную, застроенную ещё средневековыми домами, небольшую площадь.
В глаза сразу бросается Хоуп, блистающая, яркая. Поодаль стоит, разодетый в церемониальные одежды Гостя, весь излучающий добро и сияние, лорд Малфой. Горожане, пересекающие площадь, переговариваются:
– Это кино про Гарри Поттера снимают, не иначе как.
– Ты не помнишь, Джоанн, был у них там праздник посреди нас, магглов?
– В том-то и дело, что не было такого.
– Ну, может, это, значицца, продолжение ихнее.
– И то, правда.
– Пойдём скорее, Лесси. Видишь, тут кино про волшебников снимать будут, а тебе вовсе не обязательно попадать в кадр. Идём, а то в школу опоздаешь.
– И так уже опоздал, мамми, на два урока. Дай посмотреть, как кино будут снимать.Это про Гарри Поттера, да?
На площадь аппарируют стоящие сзади леди Помона Спраут и леди Элиза Синистра, взявшись за руки, к вящей радости глазеющих магглов.
– Вот, вот, смотри, Джоанн, сейчас начнётся, уже спецээффекты в ход пошли.
– Марти, мне сын говорил, их делают потом на компьютере.
– Ну, значит, они настоящие волшебники, бежим!
– А, если они добрые, то можно у них попросить что-нибудь… 
– А в ответ получить, как её, Авада Кадавра. Бежим, они не любят нас, магглов.
– А что это за Абракадабра?
– Да не то ты говоришь, но это – проклятие мгновенной смерти!
– Пошли-ка, Лесси, пока здесь заваруха не началась.
– А почему заваруха?
– Горе ты моё. Ты что, не видел, как две волшебницы взялись прмо из ниоткуда?
– Видел, мамми, так это же круто!
– Вот сделают они из нас, мыгглов…
– Магглов, мам… 
– Кашу с кишками, поздно будет.
– А то щас ещё лорд Волан-де-морт прибудет, тогда нам точно крышка.
– Слышь, Север, Лорда кличут. Только как-то странно. По-маггловски.
– А и Мордред бы с ними, – нетактично отвечаю я, – нам нужно раскланяться сначала с Помоной и Элизой, а затем – с гостями. После чего мы составим процессию и отравимся на ближайшее поле, где нас будет ждать волшебник Рудольфус Кэмерон.
– Он не из семьи Блэк?
– Ну, конечно, нет, как ты мог подумать такое обо мне.                                                                                                                                                                                   

******   

Я плохо запомнил процедуру собственного Венчания, как это не глупо осознавать.
Пожилой благообразный старичок разводил руками в праздничной мантии особого покроя, говорил о воле Мерлина всеблагого, Мерлина – соединителя любящих сердец, что-то об обязанностях супругов друг к другу и, наконец, воспел оду Любви мирской.
Он закончил, я хлопаю в ладоши, и мягкий тёплый ветерок коконом окутывает всех пришедших. Старичок мистер Кэмерон смотрит на меня понимающе и с небольшой завистью. Остальные, кроме Рема, не видели моего жеста и просто радуются налетевшему летнему ветерку.
Потом мы перемещаемся в Лондон, используя порт-ключ – старинный высокий серебряный подсвечник, а там, в новой, ещё пахнущей основой краской цвета голубых сверху, а ближе к полу – лиловых ирисов, в большой зале, где когда-то собирались балы и званые вечера, посреди буквой "Т" стоят три стола – один поперёк и два, составляющие длинную часть "буквы", а на них только блюда моих предков нет – жареных лебедей, зато есть и совсем новые, модные сейчас.
Раздаются восторженные взвизги дам, одобрительный гул голосов Рема и Драко, и все, пройдя гигиенические процедуры в ванной, усаживаются за стол, звучат радостные речи, здравицы, не звучит только обязательное на свадьбах: "Горько!". Гости думают, что нам будет неудобно целоваться при чужих, а, может, это им неудобно будет смотреть на поцелуй двох мужчин.
Но, как бы там не было, я обхватываю одной рукой Рема за шею, второй – обнимаю его посередине груди. Рем глядит сначала испуганно, а потом я попадаю в водоворот его страсти: он целует мне губы, глаза, подбородок, запрокинутую шею, под апплодисменты собравшихся, осмелившихся, наконец, прокричать традиционное слово.
Я делаю взмах рукой, и из ниоткуда льётся музыка, мелодичная, но чуть изломанная. Это – усиленная, звучащая с большей громкостью, музыка моей души, что переполняет меня, Песнь Песней Ремусу, моему супругу, теперь, по всем канонам – и алхимическому, и людскому.
Я приглашаю Элизу, Рем – Помону, ну, а Драко сидит с отсутствующим видом, словно не замечая, что Хоуп мечтает потанцевать. Ничего, следующий мой тур – с ней. С моей, вот уже завтра, полноправной, дочерью Хоуп Снейп.

******

…  – Вставай, Север, – шёпот в ухо, – вчера мы повенчались, так давай исполнять свои супружеские долги. Только поцелуи, ничего больше.
Я тотчас просыпаюсь:
– Рем, добрый Рем, на тебя действует только Венчание перед людьми? Мы ведь уже давно – с мая месяца –  женаты, а до тебя только что дошло…  Что ж ты, в тинктуру не верил?
– Я боялся неуёмными ласками, коих жаждал всё это время, порвать её, не закрепив Венчанием.
– Что ж, в этом есть резон, однако Алхимическая Свадьба соединяет души и тела вступающих в Королевский союз, на тончайшем энергетическом уровне, который, действительно, очень легко повредить, но не порвать – это тебе не лист пергамента, Рем. А Венчание, ну что о нём сказать – обыденная процедудура, как Договор с Мерлином о рождении чада или, как Отповедь Мерлину об умершем или убитом, в общем, работает на средних энергетических уровнях, понимаешь, дурилка? А вовсе не наоборот… 

******

– Ну, ты и загнул, Север. Пусть я – дурилка, но, когда ты говоришь такими фразами, тебя мало кто может понять, например, я, не в обиду мне будь сказано.
– Давай займёмся любовью, волчок, – говорит Север, поглаживая по бокам и спускаясь вниз, к паху. Но я перехватываю его похотливую руку:
– Оставь семя для наследника. Тебе же завтра спать с самкой – "Избранницей", Мордред вас
раздери.
– Всё ещё ревнуешь, – полуутверждает Север, – но зачем усложнять жизнь?! – восклицает он.
– Потому , что ты должен принадлежать только мне, как супруг супругу. Кроме того, ты оставляешь меня одного в ночь полнолуния в весьма некомфортных условиях Ты не заботишься обо мне, ты заботишься о простых магглах, чьё мясо сладко, больше, чем о своём Короле, – привожу я последний довод.
– Но ты же понимаешь человеческим разумом, а не инстинктами зверя, что я делаю всё, чтобы спасти Лондон от массового заражения ликантропией. Магглы даже не верят в такую болезнь, пойми! Что уж тут говорить о способах её излечения… 
– А лечить-то будет некого, останется лишь нечто… 
– Хватит, Рем, я не желаю слушать этот бред, направленный на моё запугивание. Мне нужна только эта ночь, только одно из бесчисленных полнолуний, уже или ещё не проведённых с тобой наедине! Имей же совесть, Рем! Пойми, мне очень нужна именно эта ночь!
– Мне. Тоже. Нужна. Эта. Ночь.
И не смей оставаться – я тебя первого на куски порву.

******

– Да, что ты говоришь, Рем? А из-за стены огня кто тебе поможет выбраться? Уж не я ли сам перед апппарацией её уберу? – глумлюсь я, а что мне ещё остаётся, если мне читают нотации и глумятся надо мной? Правильно – поставить человека, пусть и самого любимого, но на его место. Впрочем, что это со мной? Я рассуждаю о том, чтобы поставить человека, которого люблю больше жизни, это уж точно, на какое-то там место?!
– Я совсем свихнулся от страха , что мне предстоит – спать со шлюхой Хоуп вот уже завтра.
Прости меня, Рем, по-настоящему прости.
Всё. Больше я не могу – сворачиваюсь в клубок и поскуливаю от душевной боли.
– Шшш, не плачь, мой бедный глупенький возлюбленный. Я уже простил тебя, полностью. Прости же себя сам, не мучься так… 
– Хотя бы поцелуй меня, недостойного, Рем… 

******

Я не желал испортить боевой настрой Рему перед "второй брачной ночью", но сказал ему, что мне предстоит на три дня, начиная с этого, принять Хоуп в семью, чтобы стала она мне дочерью.
– А-а, всё не уймёшься. Валяй, жду к ужину, какой предпочтёшь?
– По твоему желанию, – кричу я уже из ванной.
Я успел распорядиться об очень плотном завтраке, похожем, скорее, на обед, ну да, надо же пребразовываться в анимагическую форму, а для меня это всегда было весьма энергозатратно.
Ещё я приказал Линки накормить Мориуса почти досыта. Сытая птица ленива и никуда не полетит, а завернёт голову под крыло и будет спать…  Он будет моим Ведущим сегодня, по крайней мере, до замка Уорси, а там уж я разберусь – придётся соместно аппарировать с Хоуп в Гоустл-Холл.
Не люблю бывать там, но обряд Принятия в семью можно поизвести только в родовом замке, в Зале с гобеленами. Нам просто потребуется смешать насколько капель крови из порезанных о родовой меч ладоней, а затем – самая неприятная часть обряда – сжавши расечённые ладони до боли, преплетя пальцы в кулак, мне, как наследнику, произнести : "Како соединилися крови наши и источники кровей, тако, да станешь ты, женщина, своею в роду графов Снейп на три долгия дня и три долгия ночи, как дщерь наследника рода Северуса Ориуса Снейпа, по его высочайшему желанию, и да сгинет магия кровавая меж Вами по истечении означеннаго срока безвозвратно.Да станет по словам сказанным."
Надо захватить в когтях небольшой флакончик с нюхательной солью на случай, если Хоуп станет дурно от вида крови и боли в порезанных ладонях, которые надо буквально втиснуть одна в одну. Древняя магия, использовавшаяся для того же – искусственного продления рода. Такая ситуация возникала, обычно, после усобиц, в результате которых погибали целые семьи родовитых волшебнков. Тогда специально оставляли в живых несколько девиц противника, чтобы проделать с ними то же самое, чего я хочу от Хоуп, а по истечении сроков "тягости", те, которые рожали сыновей, навсегда оставались в доме победителей, как служанки, и для развлечения мужской части рода. Те же, что рожали дочерей, убивались вместе с младенцами. И ещё неизвестно, чья участь была лучшей…  "О времена, о нравы!". Но это чистая правда, и моим воинственным предкам удалось не проиграть ни в одной усобице, так, что говорить о чистоте крови можно только условно, ведь сыновья, рождённые захваченными женщинами, если они были без уродств и крепкие на вид, в полугодовалом возрасте принимались Старшим Прародителем, в род графов Снейп.

******

Хоуп носилась по замку, проснувшись, на удивление, поздно, приняв ванну с магическим самоподогревом воды до заданной тампературы, плотно позавтракав, и теперь муштровала разленившихся, долгое время бывших де-факто, ничьими, а оттого такими наглыми, распущенными и болтливыми, домашних эльфов. Последнее её раздражало больше всего – ведь она дьявольски нуждалась в общении, но опуститься до бесед с домовиками – фи, это такой моветон… 
А как же хочется услышать человеческий голос, да, хотя бы – её последнего коварного возлюбленного, который своей необыкноаенной пылкой страстью, она ни с кем не чувствовала подобного, сдалал её беременной, обрюхатил её. Нет, это выражение не подходит к ночному чуду с разметавшимися в лунном свете чёрными волосами и с глазами им подстать, а на донышке зрачков-тоннелей, ведущих в душу этого мужчины, который мог бы стать настоящей звездой высшего света в отличие от простого умелого ёбаря Малфоя, ой, куда-то меня занесло…  Так вот, в глазах на самом донышке сиял и переливался жидкий расплав золота… 
Он входил так медленно и нежно, не рывком, насаживая на себя, как это делают все, кого я знала, словно спрашиая "Можно?", затем так же медленно завоёвывал пространство для своего, такого большого, члена, потом начал всё так же медленно двигаться от переполнявшей его страсти, которую он не хотел выплёскиать сразу, потом движения плавно ускорились и, наконец, я достигла пределов наслаждения, и он вместе со мной! Он медленно вышел, произнёс Очищающие заклинания себе и мне и сказал:
– Одевайся, дочь, в одно из отобранных платьев.
Мне хотелось, конечно, продолжить любовную игру, но меня внезапно сморило в сон, в полусне я и оделась в самое красивое из них, с глубокоим декольте спереди и сзади.
– Тебе очень идёт это платье, дочь, – удовлетворённо промолвил Он.
Он взял в одну руку ворох платьев, а другой прижал к себе, моё сердце затрепетало, но…  мы аппарировали в какой-то неуютный высоченый холл.
– Ты понесла от меня и родишь прекрасного мальчика, наследника графов Снейп. Теперь ты – единственная госпожа в этом замке, всё здесь принадлежит тебе, этот замок не так уж запущен – в нём жили я, отец и мой наставник всего четверть века назад. Ещё здесь целое сонмище домовиков, родившихся в период, когда замок не посещал я, и они ужасные балбесы – займись их воспитанием на досуге, которого у тебя здесь будет очень много – девять месяцев, но есть и… 
И тут сон неожиданно слетел с меня, я вывернулась из его объятий, выхватила платья и стала, как хлыстом, колотить ими по нему, но он только смеялся. Тогда я бросилась, как тигрица, и располосовала его бледное, такое аристократичное лицо с этим нелепым в наши дни носом древнего римлянина, потом я расцарапала и укусила его несклько раз за белые, сухопарые, чистокровные кисти, которыми Он обнимал меня полчаса назад, всего полчаса. А ведь Он даже не поцеловал меня, всплыла из глубины шальная мысль. Тут же бью Его наотмашь по губам, до крови – ему больно, мне тоже, но мы не показываем друг другу боли – это бесчестно. Я считаю Его отпетым негодяем, он меня – сосудом для выращивания Его наследника. не больше, но ведь была осторожность, нежность и страсть! И тут я понимаю, что не было самого главного – любви.
Он обманул, Он не любил и не любит меня, и на эту ночь со мной согласился только из-за зачатия наследника. Он – чёрный маг, и я уверена, что он уже давно вычислил и ночь, и              время зачатия, потому так часто и осведомлялся о времени и снова пил, пил, пил… 
А теперь хочет сделать из меня затворницу – не выйдет, я всё равно убегу из этого "райского" местечка – Его, видите ли, родового замка, где мне уже скучно, хотя я только что измочалила всё ещё любимого человека. Я смотрю на Него, Он – прямо мне в глаза. А они просто излучают золотое сияние, вот оно выплёскивается через край, добирается до меня, и я опять в Его объятиях, подставлаю лицо для страстных, обжигающих, кровавых поцелуев, прикрываю глаза. Ну же, целуй меня, а то я знаю, что с Тобой сделаю.
Я бью Его коленом в пах изо всей силы, Он тотчас выпускает меня и стонет.  Ага-а-а, больненько стало! Я валю Его, не сопротивляющегося от боли, на спину, раздираю пуговицы мантии, сюртука, запускаю руку под рубашку, она очень красивая, жалко рвать, и так сойдёт и начинаю царапать Ему грудь, на рубашке появляется такая яркая, желанная кровь, вдруг Он стальной хваткой ловит мою руку-мучительницу и говорит хрипло, я не верю своим ушам, как переменился Его голос: " Хватит, дочь! Поиграла в садистку, а теперь всё. Я оставляю тебя. Раньше,чем через месяц, не жди. И, вот ещё – Он протягивает мне золотое кольцо для ношения на цепочке. – Любую подходящую цепочку найдёшь в комнате моей матери. Носи его, не снимая, от этого кольца, кстати, этой мой тебе подарок, как жениха – невесте, зависит твоя жизнь." Сказал и аппарировал. Ну, надо же, какое у Него прекрасное представление о приличиях…  Целый месяц одиночества. Я в ужасе, подбираю платья и иду по замку, ища себе спальню.

******

У нас с Ремусом – настоящий медовый месяц. Хоть для этого полезны официальные Венчания!
Со времени моего появления в Хогвартсе и, соответственно, наших еженедельных, в ночь с пятницы на субботу, такую короткую, будь она даже ещё зимней, встреч, нам надо было наговориться всласть, выпить как следует, выслушать очередное сихотворение, откомментировать его и только потом отправляться спать…  рядом. Да, Ремус не подпускал меня к себе дальше невинного рукоблудия, правда, теперь, обоюдного и "обжимания" стоя или сидя у него на коленях, одетыми и застёгнутыми доверху, хотя и без мантий. Ремус тогда ещё носил под мантией маггловскую одежду – одну рубашку и брюки с ремнём, всегда доводьно туго затянутым. Как же я проклинал плотную, даже слишком, в отличие от более лёгких шоссов, ткань его брюк и, особенно, ремень. Они не давали даже коснуться естества Рема в то время, как сам он мог свободно "щупать" меня везде. В мае, после Королевской Свадьбы, он немного изменил поведение, стал менее прохладным, ещё бы, ведь он принёс на алтарь Свадьбы невинность, как чуть более полугода назад так же сделали и я, и Поттер. На наших редких свиданиях, где теперь меньше времени отводилось выпивке, а больше – занятиям любовью, нежной, почти юношеской, что заставило меня сбросить ещё лет пять-шесть, а наши невинные профессора думали, что я, вслед за Фламелем, нашёл рецепт Вечной Молодости, и я был наипервейшей Persona grata в Школе.
Рем бывал только сверху – это было лучше, чем с Гарольдом, но тоже однобоко.И однажды, потратив на спаивание любимого супруга чуть больше времени, чем мы уже привыкли, я стал в постели по возможности незаметно, во время страстных ласк, его растягивать.Это, как ни странно, было достигнуто в первый же "сеанс", и он почувствовал яркое наслаждение от трения простаты. Тогда-то он и согласился быть снизу, сразу, без экивоков и условий. Вот только тогда, когда и моя любовь к Рему оказалась разделённой им с большм пылом, я почувствовал торжество любви… 

******

Теперь мы с Ремом используем все известные позы и зкспериментируем по его просьбе: оказывается, когда он изредка онанировал в ванне, представляя меня, я был не одинок в его грёзах – да, я там был с ним в невероятных по сложности и красоте позах, от одних рассказов о которых, подробных, обстоятельных рассказов Рема, я готов был кончить, а однажды так даже и случилось, прямо за бутылкой Малфоевского вина с травяным каким-то букетом. Я, хоть и стесняясь, но признался в этом Рему. Как же сияли его золотисто-карие глаза в лучах солнца,
падающих сбоку, из раскрытого окна, от счастья, любви ко мне, и были в них крупицы веселья и озорства.
– Ты специально…  так рассказывал, словно бы мы проделывали это в реальности, а не в твоём воображении! Вот я тебе ужо задам! Я обегаю стол, мой "позор" прикрыт сюртуком, он ловит меня на лету, заглядывает под его полу и аж присвистывает от удовольствия:
– Вот это да! А я вот не завожусь больше от своих видений, когда ты рядом. Мне нужна их реализация.
Я встаю позади его стула обнимаю его и тихо, страстно шепчу в ухо:
– Так за чем же дело стало? Неужели ты боишься, что развратишь меня ? Я же и сам, кажется, развратен.
И мы идём в ванную, а пока "корыто" наполняется тёплой водой, нежно, почти бесстрастно раздеваем друг друга. Потом погружаемся в ванну, часть воды выплёскивается на пол, но нам наплевать сейчас на всё в мире, кроме нас самих. Я легко, положив ступни на бортики ванны, приподнимаюсь в воде, и Рем уже почти мастерски, ну нет у него этог врождённого такта, что был у Гарри, скорее старательно, чем артистично, как я, делает мне минет. В последний момент я с усилием выхожу из его рта и кончаю в воду.
– Ну почему? – как всегда обиженно спрашивает Ремус. – Я же так хочу попробовать её на вкус.
– Девственность следует терять постепенно, – глаголю я прописные для себя истины. Мы и так слишком ускорились после Венчания. Я сажусь в ванну и продолжаю:
– В таком темпе мы надоедим друг другу максимум через полгода, не надо мешать острое с острым, Рем.
– Ты ничего не понимаешь в бладжерах, ты никогда, слышишь, никогда мне не разонравишься и не надоешь.
– Я верю тебе, человек-волк, а ты мне и подавно.
Мы целуемся, обнимаясь столь крепко, что, сидящие по-турецки, вскоре ощущаем, как задевают головками друг о друга наши, свободно от тел плавающие, члены.
– Ну, что, поехали? – спрашивает без прелюдий Рем.
– Давай.
Я, держась на локтях, приподнимаюсь в воде снова, но теперь закидываю внезапно потяжелевшие после воды ноги на плечи Рему, ближе к шее. Он видит, что я готов и очень медленно, до муки, входит в меня. Начинает двигаться резко, толчками, пока неровными, создаёт в ванне волны, помогающие ему входить в меня полностью и выходить совсем, затем цикл повторяется и я, уже не в силах сдерживать подступающий только от его движений, без приложения рук, оргазм, шиплю сквозь покусанные губы:
– Ещё, ещё, Рем… 
И происходит чудо – впервые за такую недолгую половую жизнь мы кончаем одновременно.

******

Отдышавшись и сделав пару гребков в ванне для расслабления, я спрашиваю:
– Признайся, Рем, сначала было тяжело?
– Нет, ты же ничего не весил.
– А вот представь, что мы не в ванне, а в постели, я лежу на тебе спиной, да, спиной, руками ты удерживаешь и прижимаешь меня к себе, а сам входишь так, как сегодня и двигаешься всё быстрее.
– Мне бы так не понравилось, знаю точно.
– А если это – ещё и первый раз, как для тебя, так и для партнёра?
– Не пугай меня, Север, это должно быть ужасно.
– Это было очень тяжело физически для меня, бывшего снизу, но мы оба получили и смерть, и воскрешение и полёт в эфирное пространство с конденсацией после, да к тому же ещё и одновременный оргазм! – заключаю я торжественно, – Так было с Гарольдом, а после – более традиционно, но несколько раз за ночь, и я всё время был сверху, и всё равно он предпочёл мне мир выдуманного солнца лилового цвета на перламутровом, придуманном им же самим, только бессознательно, небе.

******

…  .Прошёл месяц, от зачарованного кольца "вестей" не было – ни хороших, ни плохих, и меня стало это настораживать. У неё же может уже начаться токсикоз, а она там одна из людей, с этими оболтусами. Отец часто убивал домовиков просто за не полностью сервированный стол, и в итоге остались единицы – свидетели беременности моей матери. Нужно с Ремом аппарировать в Гоустл и найти на кухне этих, вполне ещё зрелых, эльфов, а, объяснив им задачу – чтоб незаметно, но шаг за шагом наблюдали за мисс Уорси, их новой Хозяйкой, носит ли она кольцо круглосуточно или снимает в какие-то периоды, да и просто помогать ей, как старой Хозяйке во время беременности.
Я сообщаю свои соображения Рему, он сначала недовольно морщит нос, становясь смешным, но потом, увидев искреннюю мою озабоченность всем этим, кивает:
– Аппарируем вместе. Как там с едой?
– Думаю, отлично. Не зря же домовики такие крупные.
– Давай возьмём с собой шампанского, да побольше – устроим одинокой женщине праздник.
…  И откуда столько этой светлой, серебряной доброты в Реме? Не пойму, но жить с таким человеком – великолепие и роскошь, которых я – убийца двадцати пяти человек, из коих двое были безгрешны, как Ангелы, за что-то удостоился не иначе как от самого маггловского Бога.
– Хорошо, давай, но пусть это будет брют.
– Ты разлюбил полусладкое?
– С тех пор, как понял, что я – убийца Гарри, а мы любили с ним именно полусладкое, хотя начинали с брюта, конечно.
– Хорошо, хорошо, пусть будет брют, а из деликатесов что ей привезти?
– То, что при случае сможем съесть сами, то есть икру. С лимонным соком, – мудро, как мне кажется, заявляю я.
Ну, я пошёл в супермаркет. Если удастся аппарировать – сам понимаешь, если в одну сторо… 
– Да знаю я, я же там был с тобой после всех этих ваших, в общем, через несколько дней после полнолуния, когда рука поджила окончательно и стала вращаться в суставе.
– А-а, это тогда было, когда к нам старая леди прицепилась, что это мы идём под ручку.
– Да, и пришлось ей вежливо всё объяснить.
– Ну, так как не хотелось бы тратить на всё мероприятие целый день, я пойду.
– Только без мантии, а день придётся провести с твоей леди, это уж ты как хочешь – ей же смертельно скучно там.

******

Аппапарировали, и я даже не сразу признал свой замок – старые боевые знамёна вычищены и не выглядят такими уж древними, стол накрыт стерильной, накрахмаленной льняной скатертью и сервирован по всем правилам на одну персону. Да-а, в таком обеденном зале сидеть одной – для этого надо быть аристократкой не хуже, а, может, и лучше Драко, каким он стал теперь. "Ну, она тоже была далеко не девственница", – напоминаю я себе, чтобы не превозносить "Хозяйку" сверх меры, хотя воспоминание о ночи с ней – скорее положительное, а уж о сексе…  Может, я – бисексуал и не знаю об этом? "Мне никто больше никогда не будет нужен, кроме моего супруга Ремуса Люпина", – повторяю я себе. "Он – мой Король, я – его Королева". По-моему, внушительно звучит. И уж, тем более, никаких женщин.
– А мужчин, значит, можно? – спрашивает тоненький голосок Совести.
Да отстаньте все! Никого не хочу и не захочу, кроме Рема!
Вот с кухни, расположенной на первом этаже недалеко от холла, где мы продолжаем стоять, доносится нежный голос:
– А я те, бля, сказала, что, нахуй, сделать?!
В ответ писк:
– Ларри забыл только вилочку для рыбы положить. Пусть Хозяйка похвалит Ларри, и он накажет себя!
– Спасибо, бля, мой сладкий, педик ёбаный! Так сойдёт?!
– О, да, Ларри бежит себя наказывать, но Хозяйка так красиво говорит!
– Ёбаный в рот, спасибо, бля!
Она выходит из кухни, и первое, что я вижу – в её низком декольте нет кольца. Ах ты, дрянь!
Ну, мы с тобой ещё поговорим об этом… 
– Севви! Ремус! Какая честь! А что у Вас в руках, Рем? Подарок, да что Вы говорите, какая прелесть, – она вызватывает тяжеленную корзинку, которая уставлена массой бочонков с шампанским, но её рука не выдерживает тяжести.
Я перехватываю чуть не разбившийся подарок у неё из руки в последний момент и говорю зло:
– Вам нельзя поднимать тяжести и скажите, почему Вы не носите моего подарка?
– Мне стыдно признаться, но я порвала все цепочки Вашей покойной матушки, Севви, этим кольцом. Я знаю, что оно золотое, но цепочки тоже были золотыми. Я не понимаю причины… 
– И как давно Вы его не носите, драгоценная Хоуп? – спрашиваю я, еле сдерживаясь от волнения – я-то понял причину погибели маменькиных цепочек: они сделаны магами, под соответствующие золотых дел мастерам заклинания, а я сдуру разорился на маггловское кольцо, а теперь к нему маггловскую цепочку покупать. Я очень зол, прежде всего и именно, на себя одного. Я просто дурак, имбецил.
– Где-то дней пять не больше, за все полтора месяца, что вас не было. Я тут уже со стенами и украшениями на каминной полке в спальне Вашей матушки, разговаровала. Севви, я выбрала для себя именно эту спальню потому, что она самая обжитая и уютная, Вы уж простите мне самовольство. Я пробовала спать в других спальнях, но там голоса какие-то: мужской и юношеский, и о любви всё время говорят… 
– Только говорят? – настойчиво спрашиваю я.
– Ну, там ещё звуки поцелуев и какая-то возня, а так они тихие, словно при жизни всё от кого-то прятались по этим спальням… 
Но я не люблю теперь, чтобы чьи-то голоса мешали моему уединению здесь, да и привидений боюсь чужих. Я имею в виду не школьных, а ведь целый год Кровавого Барона боялась! – произносит она с некоторой гордостью, вот , мол, какая я нервная аристократка, а ты меня в ночь нашей любви так напугал, пёс бесчувственный, а, может, и словцо из репертуара для домовиков уже подобрала.
Странно, что мой голос сохранился в замке наряду с голосом Альвура. Я же живой и в мире Немёртвых был только дважды – перед Алхимическими Свадьбами, а остальное – по две-три минуты, пустяки…  Мистика какая-то, или у этого замка стены помнят последние события? Но почему тогда Хоуп не слышны предсметрные крики и стоны отца?
Похоже на то, что стены Гоустла обладают некой "звуковой памятью", но избирательной – помнят любовь, но не помнят смерть – только так можно объяснить ту звуковую галлюцинацию, что так не понравилась Хоул.
– Так снимайте же мантии, господа, эльф принесёт розовой воды для мытья рук, и начнём наше праздненство!
Вскоре мы уже сидим за льняной скатертью, и я прямо говорю Хоуп, что завтра же аппарирую к ней с новой цепочкой, которая, гарантированно, не перетрётся.
– Вы сами сделете её для меня? – с придыханием спрашивает она.
– Нет, – честно признался я, – но я точно знаю, где её взять.
– О-о, это…  икра, как же я её люблю.
Мы с Ремом переглянулись – похоже, нам ничего не достанется.
– Но мы ведь проживём и без рыбьих яиц, правда? – спрашиваю очень тихо.
– Конечно, – не выдежав, гоготнул Рем – у нас же есть свои!
– И это замечательно, – произношу я вслух, – что наш с Ремом подарок Вам так угодил.

******

Началась попойка – я только успеваю открывать нам с Хоуп бутылки, Рем справляется сам.
Пьём, чокаясь за всё на свете, как всегда, из горлышек. Я выпиваю бутылку первым, но, по-джентльменски, жду отстающего – им оказывается Рем.
– Ды вы не ждите меня, открывайте и пейте.
Мы так и делаем, и отрыв от Ремуса сначала достигает бытылки, потом двух.
– Просто я не напиваюсь, как ты, возлюбленный мой супруг, чтобы спокойно и без эксцессов доставить тебя домой, – шепчет он мне.
Тем временем Хоуп перепархивает ко мне на колени, а я её не сгоняю – всё-таки "первая и единственная". Она обвивает меня одной рукой за шею, и отрывается только, когда нужно открыть следующие бутылки, а потом потягивает из своей, всё так же, держа меня за шею, которая вскоре затекает, и я вежливо прошу Хоуп убрать её. С бурчанием, вроде: "Не очень-то и хотелось…  " она-таки убирает руку, но с колен не слезает:
– А не споёте ли Вы, монсеньор, какую-нибудь песню для меня и Вашего избранника?
– Спой, Север, – попросил и "избранник" глухим голосом, говорящим о том, что Рем свою дозу шипучки уже получил сполна. Да-а, это не скотч бутылками попивать… 
– Спою. Вам романтическую или не очень?
– Любую под твоё настроение, – ответил Рем.
– Тогда это будет коротенькое рондо, и, может, Ремус ты вспомнишь его начало. Только сейчас я сделаю так, чтобы оно не содержало магии стихов, о, чёрт, она во французком первоисточнике, и я не в силах его изменить.
– Может, тогда что-нибудь другое, более безопасное? – предложила Хоуп.
Не надо, ой, не надо говорить таких слов женщине, с которой отпетый гей спал, а ей понравилось, о, как понравилось.
Спою, пожалуй, Вайяна – он с с подтекстом:

Des amoureux de l`observance
Je suis le plus subget de France,
Car je serfs d`estre mandien
Et cerche le cotidien,
Mais nul en mon sac ryen ne lance.

"L`aumosne aulx freres, las, pour Dieu!"
Tout hault vois criant d`uis et huis,
Mes cherité ne treuve en lieu.
Si fais, je l`еémieulx que je puis.
L`un m`escondit, l`autre me tance,
Je suis mené a ceste dance
Des ans a je ne scay combien,
Et pour Dieu je m`esbahis bien
Qu`aultrment au fait on ne pense
Des amoureux de l`observance.

– О, я поняла: "Подайте братьям, ради Бога!" А кто это – Бог? Это Элохим из Библии?
– Это маггловское верховное божество, которое по иерархии выше нашего Мерлина, скорее, в понимании того времени, Святая Троица.
– Не может быть – главнее Мерлина всемогущего.
– Он был человеком, Мерлин, пусть и величайшим из всех волшебником, но творением Божьим.
– Но у меня, с детства приученной к Мерлину, как образцу, причём, недостижимому для нас, остальных волшебников, какими бы могучими они не были, нет понятия о человеке, более достойном поклонения!
– И у меня тоже.
– Вы специально путате меня, говоря, что Святая Троица – более могущественный человек, чем Мерлин, и даже самого Мерлина сотворил!
– Дело в том, что, мисс Уорси, Бог и человек – две большие разницы… 
– Не забивай головку хорошенькой девочке своей теологией, гнусной и развратной, – доносится со стороны Рема смешливый голос.
– Слушаю и повинуюсь, о мой супруг.
– К-как-ки-ие вы заба-а-вные, – смеётся Хоуп.
Да, со стороны, нас с Ремом не связывает ничего, кроме хороших шуток и любви к спиртному… 
Но общие на двоих душа, сердце и разум, наша тинктура – это не лезет в глаза не отягощённой излишним интеллектом Хоуп. Ну и ладно, выносит сына, родит, может, потом захочет замуж
"по-настоящему", с детьми, найдёт себе этакого Ареса Нотта, нет, такого, как Арес не найдёт, хотя и он согрешил с Хоуп, ну, значит, попроще… 
– А перевод? – требует, водя по моей нижней губе пальчиком, Хоуп.
Я оглядываюсь – Рем только что открыл себе бутылку и вежливо её пьёт: мол, "развлекайтесь, детишки…  "
– Ну Вы же сами кое-что поняли, больше, чем "Ради Бога!", говорю я в смысле: – "Ради Бога или Мерлина, перестаньте со мною заигрывать!"
А она уже откидывает лицо, как я перед поцелуями с Ремом. Ну уж нет, красавица, раз побаловались, теперь терпи ещё семь с половиной месяцев – родишь здорового Снейпа – младшего, клянусь всеми богами, расцелую.
– Хорошо, вот мой перевод:

В сём братстве… 
– Нет, спойте, ну, пожалуйста, ради Вашего дитя в моём чреве. Я уверена, ему тоже нравится Ваш голос, Севви.
Пою:

В сём братстве истинных влюблённых
Я – средь судьбою обделённых:
Насущный хлеб найти спешу
И подаяния прошу,
Но не сыскать щедрот хвалёных.

"Подайте братьям. Ради Бога!", – я чуть улыбаюясь ей уголками губ, она расцветает на глазах – гордится… 
Пред всеми я кричу дверьми.
Но гонят все меня с порога,
Нет Милосердья меж людьми.
Тычками фатов обозлённых
И бранью всех скупцов холёных
Который год себя крушу.
Я камень на душе ношу:
Нет Милосердьем просветлённых
В сём братстве истинных влюблённых.

– Браво, браво, не правда ли, Рем?! Ой, извините за недостойное обращение, уважаемый профессор… 
– Пусть будет лучше "Рем", чем "профессор" или как-нибудь ещё. Мы же все трое, здесь собравшихся, вроде, как одна семья, признаться, не без странностей, но всё же, впредь попрошу называть меня Ремом, прекрасная Хоуп.
– Вы так великодушны, Рем, что нисколько не ревнуете меня к Севви за то, что я сижу у него на коленях?
– Да, представьте, не ревную, зная о нём то, чего не знаете Вы, а это – очень немало. Ну захотелось Вам, Хоуп, покрасоваться у Севера на коленях, обнять его, поводить пальчиком по его губе, пожалуйста, всё, что угодно, лишь бы Северу было не в тягость. А глубинный смысл этой, не знаю, как назвать, песни-не-песни… 
– А флажолета, – вмешиваюсь я.
Меня поражает не показушная, а истинная логика Рема, которую он так, на первый взгляд, совершенно бесхитростно, выкладывет перед Хоуп – чтобы лучше дошло, наверное, и о рамках приличного и допустимого для нас обоих упоминает так деликатно, как может сделать только мой Рем. Мне хочется сбросить с колен Хоуп с её показной, хотя, наверное, живущей ещё в сердце любви ко мне, ведь тут не бывает мужчин, равно, как и людей вообще, и броситься зацеловывать такое родное, такое любимое лицо обожаемого супруга…  Но я сдерживаюсь, сам не знаю, отчего, оставшись сидеть с очаровательной, пустоватой куклой на коленях.
– Так вот, я хотел узнать у Вас, Хоуп, Вы поняли какие-нибудь два истолкования спетого и переведённого Севером флажолета?
– Ну, я нашла только один, а что, их два?
– Их великое множество, приложимое как к аспектам жизни, так и теологии, этике, истории науки, и, наконец, алхимии, – заявляет Рем, откинувшись на неудобном жёстком стуле с высоченной прямой спинкой так, будто сидит на диване, спокойно допивая бутылку и отдавая её домовику в ливрее (ужас и страшная безвкусица!) и протягивая руку за следующей. Я перехватываю руку, стараясь дать понять, чтобы отцепился от девчонки, но Ремус либо не понимает моего жеста, либо, что хуже, делает вид, что не понимает. Второе – точно хуже. Это означает только одно – скоро пить "мировую".
– Так какой же смысл из перечисленных уловили Вы, Хоуп? – противным, слишком вежливым тоном осведомляется Ремус.
Ремус, вообще-то, деликатен во всех отношениях, кроме одного – отношения к глупости. Это-то и позволило ему в итоге занять столь высокий пост в Школе, с ним считаются в Министерстве.
Его касалось и касается всё – от намеченного на травлю первогодками выбранного изгоя в любом из Домов, даже в моём, а я не очень-то интересуюсь студентами первых-вторых курсов, Рем говорит: "Зря"– до затягивания совместной работы и волокит в Министерстве магии, склонном к такому стилю работы вообще. И вот сейчас он впервые близко знакомится с женщиной, которая своей глупой недоделанной Авадой чуть не отправила в Посмертие его; женщиной, с которой был вместе его любимый супруг, бросивший его, в облике волка, со сломанной лапой за огненную стену, я знаю, должно пройти много времени, чтобы Рем подзабыл о том полнолунии, до сих пор по ночам поскуливает, как раненое животное; женщиной, которая, наконец, просто глупа. Он докажет ей это, несмотря на мою просьбу потому, что глупость нуждается в одном – искоренении путём просвещения или, если это невозможно, как в случае с Хоуп, поставлением глупца на место.
– Я поняла, что человек, от лица которого Севви так превосходно, – я киваю, мол, слышал комплимент, она опять очаровательно улыбается , вся светясь изнутри, – пропел нам флажолет, о, прекрасное и какое французское название, неудачлив в любви, во братстве всех влюблённых.
– Братстве "истинных влюблённых" , улавливаете разницу, уважаемая мисс Уорси? – поддеваю я.
– Но я забыла всего одно слово, а разница, конечно же, есть, mea culpa, – важно кивает.
– У Вас на всё такая короткая память, Хоуп? – теперь очередь Рема.
– Нет, некоторые вещи я буду помнить всю жизнь, – с намёком глядя мне в глаза, с чувством собственного достоинства. Да каким!
– Позволю себе огорчить Вас – не будь Вы здесь одни, где обычной для Вашего замка, ежедневной и еженощной кучи гостей никогда не будет, Вы быстро бы забыли обо мне, а не забыли бы столь быстро, нашлось, кому бы Вас утешить, и не одному, но многим.
– Позвольте, всё же, перебить Ваш любовный поединок, – опять вкрадчивым голосом бьёт зараза Ремус сразу по двоим, – но всё же, Хоуп, это не смысл. А простое изложение стихов в прозе.
Разве Вас не научили анализировать?
– Да сколько угодно, вот и профессор Снейп учил, ой, извините, Севви. Но, видимо, так недолго, что…  я запуталась, – признаётся она вдруг.
– Так вот, если бы Вы по-настоящему умели анализировать, – Рем подчёркивает "по-настоящему" – опять убивает двух зайцев, – Вы догадались бы, что речь идёт о стадии "нигредо", что означет… 
– Мисс Уорси из моих лекций должна помнить об основных трёх фазах алхимического процесса.
Вы ведь помните о стадии "нигредо"? – пытаюсь я, я, помочь ей, загнанной в угол нашими с Ремом могучими интеллектами, но то ли не понимающей своего положения жертвы, то ли не желающей смириться с ним.
– Помню. Это стадия разложения, гниения. Распада элементов. Со стадией алхимическим образом связана Земля, как планета, и всё, на ней растущее, в том числе и мы, люди, наши жизни, наши тела.
– Умница, Хоуп, сделала двоих здоровых мужиков одной цитатой из конспекта, – не выдерживаю я и тоже глумлюсь – уж очень по-студенчески, вызубренно звучит моя плавная речь на лекции в её изложении "отличницы", учащейся только по лекциям и уж, при крайней нужде, делающей самостоятельно выписки из опять-таки, мною продиктованных по названиям, книг.
– А с точки зрения этики что Вы можете сказать о спетом флажолете? – Ремус, явно, добивается своего – поставить на место.
– За что Вы так, Рем, зачем хотите сделать мне ещё больнее перед моим возлюбленным? Да, я глуповата и знаю это, но так унижать даму в присутствии… 
– Да, в чьём присутствии? – я спрашиваю слишком живо и знаю об этом.
– Я не могу говорить о…  таком в присутствии Вашего супруга, Севви. Это опорочит Вас в его глазах, – о, звучит многообещающе, – к сожалению, – добавляет она.

******

Реакция человека-волка проста и в то же время непредсказуема – он берёт новую бутылку, не допив старой и не отдав её "лакею" и выходит из столовой, направляясь в то единственное место, кроме холла, из которого он слышал голос Хоуп и эльфа, и расположенное в зоне ближней досягаемости, чтобы, услышав разъярённые вопли Хоуп, побежать спасать мою
"прекрасную", по его словам, "просто, венец творения", физиономию от ногтей женщины. Оказалось, что такие рваные царапины, которые я получил от Хоуп в прошлую нашу встречу после перемещения в Гоустл– Холл, очень плохо поддаются окончательному исцелению "без следа", даже моей мазью, которой я залечивал страшные и глубокие раны после взрывания котлов.
Вскоре с кухни послышался весёлый гогот Рема с припевом из тоненьких, подвывающих от смеха домовых эльфов.
– Я им щас задам смеяться, – двинулась с места Хоуп.
Но я удержал её за платье:
– Их веселит, не по злобе душевной, Рем, который и ушёл на кухню, чтобы дать нам поговорить. Вы ведь хотели что-то сказать мне в отсутствии супруга? Так говорите, а то он Вам всех эльфов опять разбалует.
– А пройти ко мне в спальню…  чтобы поговорить в более камерной обстановке?
– Не обсуждается. Только здесь и сейчас.
– Хорошо, – она поникла головой, – чем больше времени проходит с той ночи, тем больше я думаю о Вас, Севви. Скажите, почему?
– Я уже говорил, но повторю – это из-за того, что некому Вас утешить и, когда Вас обижал или не удовлетворял один мужчина, сразу же находился другой, на смену, а затем ещё другой, и первоначальная обида забывалась, а Вы просто шли по рукам.
Так это всё, что Вы хотели сказать мне, Хоуп?
– О, мой искуситель, – остальное она проделала очень быстро, выверенными, отточенными движениями: обняла меня за голову, надавливая на затылок и поцеловала.
Я был зол, как сам Ангел Смерти, но слов у меня не находилось. Это…  оказалось не столь отвратительным, как я себе представлял, этот поцелуй настоявшейся, как хороший коньяк, страсти потому, что любви в этом поцелуе-укусе не было ни грана. Только острая, как чили, пряная, как специи Востока, пламенная, как сама стихия Огня, Страсть.
Ну почему мне так везёт на страстных людей? Сначала Поттер, через восемь долгих месяцев Рем после Венчания, да ведь была ещё и Нимфадора, с которой мы не просто так по углам прятались, да в моих аппартаментах отсиживались, а тоже ведь целовались, да ещё как! И Хоуп, которой, от нечего делать, удалось составить картинку Сказочного Принца и прилепить её ко мне. Помнится, влюбилась в меня, наряду со множеством девиц, уже познавших плотскую любовь и имеющих официальных женихов из поколения Поттеров-Малфоев, то есть шести- , семикурсниц. Их идолом, едва проведя по одному занятию, стал я – несмотря на отсутствие
"любимиц" потому, что был любимый человек, правда, не очень близко подпускающий к себе, и противный характер, какой я им демонстрировал, в память о былых годах преподавания…  Так вот, я отпрянул от её рта, словно ужаленный этим поцелуем-укусом.
– Вам не понравилось, Севви?
– Я предпочитаю, во-первых, поцелуи моего мужчины (да, я так и сказал!), а, во-вторых, более медленные, углублённые, хотя мы с Ремом ради пикантности и целуемся, как Вы, Хоуп. Давайте забудем об этом. – продожил я мирно, успокаивая нас обоих.
– Я тоже мечтала о глубоком поцелуе, когда сначала сражаются языки, и лишь потом
"победитель" получает право войти на занятую им часть первым. А потом победитель с побеждённым меняются местами. Ведь любовь очень гуманна, и я не понимаю, как Вы можете с нелюдем… 
– Попрошу Вас, милая Хоуп, слезть с мох колен – они преизрядно затекли.
– Да Вы просто сгоняете меня прочь за то, что я посмела, осмелилась, в общем, сказала Вам то, что я думаю о Вашем супруге! – зло выплюнула она и уселась на стул рядом с моим.
– Интересно, нашёлся бы ли на свете другой такой супруг, вышедший из комнаты, чтобы оставить наедине своего мужа с его, мужа, любовницей?!А, что скажете?!– прорычал я на неё, но достаточно тихо, чтобы не прибежал Рем меня спасать.
– Но мы же были вместе всего лишь раз, разик, – промурчала она, изгибаясь всем телом ко мне.
– И одного раза переспать хватает на то, чтобы люди назывались любовниками всю жизнь.
А что, в замке Уорси считают иначе? – спрашиваю с настоящим интересом.

******

– И ещё – все ли страсти улеглись, чтобы позвать Рема с кухни? А то, как я слышу, у наших эльфов начинаются колики от смеха.
Только учтите, Хоуп, второй раз он на кухню или на экскурсию по замку не пойдёт. Я его не пущу. Так что, делайте или говорите, что Вам угодно, пока я не позвал его.
– Я люб-лю те-бя, Се-ве-рус Снейп, хоть ты мне и не веришь.
– Это ты сама себя обманываешь, Хоуп, я просто был с тобой ласков, как и подобает человеку чести с леди, какой бы она не была – честной или шлюхой. Считай, что я сделал тебе подарок за твой ещё только начавшийся труд потому, что я сподличал – сам знал, для чего я с тобою, а тебя-то и не спросил.
– Почему меня, мне интересно, почему ты выбрал меня, пусть даже для зачатия?
– Потому, что ты нравишься мне, как дитя, а на самом деле ты – очень взрослая женщина. Но вот, как взрослая женщина ты мне не нравишься. И я не люб-лю те-бя, Хо-уп.
– Но я – Хоуп и надеюсь. Почему ты не почувстсвовал любви в моём поцелуе? – требовательно спрашивает она вдруг.
– Я почувствовал огромную страсть, но без любви.
– Я тоже в ту ночь уловила все оттенки любви…  без неё самой.
– Значит, мы квиты и не любим друг друга.
– Да, выходит – это уже страсть, – подытоживает она.
– Это – всего лишь плотская страсть, – подытоживаю я.
– Зовите Рема, Севви. Мне жаль.
– Р-э-е-е-м! – кричу я, – Мы заждали-и-ись!
Мне тоже, Хоуп.
Рем, под пищание, уже скорее, жалобное, домовиков, покидает кухню и в несколько шагов добирается до нас, оценив передислокацию.
– А что же ты, Север, не звал на помощь? – хитровато улыбнувшись, спрашивает супруг, по простому присутствию которого я уже успел соскучиться.
– Сам справился, – отшучиваюсь я мрачно.
Страшно хочется одного – нажратися аки свинья и домой, только нас тут и видели. Но потом я вспоминаю про цепочку для кольца, и настроение моё становится хуже.
– Будете ещё пить, Хоуп? – с надеждой на возможный отказ спрашиваю я.
– Отчего бы и нет? – оживляется.
Как в жилетку плакаться о неземной любви, так только жилетку подавай, а у меня таковая имеется, и Хоуп, наблюдая, как я "безмятежно" раздеваюсь перед ней, по-просту выскользнувшей из платья и улёгшейся поверх простыни, безо всякой рубашки, отчего мне пришлось только хуже, дабы я оценил её красоту и тут же и возбудился (а мне для возбуждения понадобилась и стихия Огня и Земли, и волшебная палочка для заветного, самим придуманного черномагического заклятья, и даже…  собственная рука, в последний момет, когда я навис над ней, а лунная тень освещала строго мою спину), так вот, как плакаться в жилетку, это все мастерицы, а как выпить – тут же ушки торчком, а хвост отбивает невероятный ритм по земле.
– Север, открывай для всех, я что-то подустал смешить домовиков, а то у них чувство юмора своеобразное – то зальются писком от ерунды, а то три раза подряд рассказывай им один и тот же анекдот, чтоб дошло, ну, а потом так заверещат, что не знаешь, пора ли уже уши зажимать.
Я открыл каждому по бутылке. Все одновременно приложились, не чокаясь. Когда выпили, я всё же сказал:
– Лехаим!
Чем вызвал бурю эмоций на лице и в душе Хоуп:
– Но это же по-еврейски!
– А я на четверть еврей, причём обрезанный, – решив доконать бедную женщину, выложил я.
-как, я, наследнца графов Уорси, переспала с обрезанным почти-что-евреем?!
– А что в этом такого – еврейский благородный чистокровный род Малбион, ведущий происхождение с шестого века (тут я приврал потому, что не знал истины)? И чем он хуже других древних родов? – специально задал я риторический вопрос.
– И вы, Рем, знали об этом "лазиле в мешке"?
– Разумеется, я слишком долго не давал покуситься Северу всерьёз на меня, вот и приходилось заниматься грешком рукоблудия. Тогда я это почувствовал, ощутил, так сказать, своей правой рукой…  А узнал об этом от Севера ещё раньше – на Рождество, когда я был волком, цивилизованным, конечно, с остатками человеческого мышления.
– Разве такое возможно, Севви? Это, как в сказке – Принц и его ручной волк… 
– Это кто здесь Принц и кто его ручной волк? – возник Рем. – Да я этого Принца за красивую, согласен, голову, и нет его, Принца-то. Однако всё держится не на одних рефлексах, но и на воле разума человечьего, потому и жив Ваш Принц, а меня Вы сколь угодно можете считать кровожадным и беспощадным зверем. Только ошибаетесь Вы, ведь это я его люблю, а он – меня. Вот так и живём.
– Да хватит вам цепляться к словам друг друга! – кричу я, – Давйте все втроём выпьем "мировую".
– Хорошее предложение, парень.
– Сам ты такой же парень.
– А кто бы спорил, – перешучиваемся мы.
Хоуп молчит, видно, уязвил её "нежные" чувства человек-волк.
Но свежеоткрытую бутылку придвигает к нашим.
Мы произносим соответстующий тост и выпиваем, каждый по пол-бутылке зараз. Пена, кажется, не пошла только из ушей, но мы, как истинные джентльмены, вытаскиваем по большому батистовому платку с индивидуальными вензелями и прочищаем носы от едких, шипучих пузырьков.
Нам сём мы решаем наше присутствие законченным и, оставив Хозяйке ещё ведёрко с тремя бутылками и наскоро мило распрощавшись, причём Хоуп сама напомнила мне о цепочке, аппарируем прочь из Гоустла.

******

Глава 4. Прыг-скок.

Прим. авт.: в данной главе читателю предлагается один из вариантов "игры в бисер", то есть, заданы точки отсчёта – начало и конец, а литературные зарисовки переплетены искусным образом с учётом временного фактора, но не линейно, а как фрагменты паззла, который автор предлагает читателю самостоятельно собрать. Не пугайтесь, это не сложно, но интересно, поверьте.

…  – Мне плохо, Мерлин, как же больно! Живо-о-т!
Он же сказал, что придёт, как только со мной что-то случится! И. вот она, цена Его слова… 
Почему Он не чувствует? Он же сказал, что почувствует любое ухудшение моего состояния!
– Хозяйка! Пусть Хозяйка оденет цепочку с кольцом, Гикли умоляет! Ведь Хозяин говорил, чтобы Хозяйка не снимала его не днём, ни ночью!
– Что же мне, спать, что ли в нём?! И вообще, заткни ебальник, старая блядь, не до тебя мне… 
– Гикли не уйдёт, пока Хозяйка не оденет кольцо. Возьмите, пожалуйста.
– Бо-о-ольно! Ма-ма-а-а!
Тогда старая эльфиха, видя, что у Хоуп начинаются ранние роды, а дело это происходило на четвёртом месяце беременности, совершила незаконное действие – по щелчку её длинных заскорузлых пальцев кольцо оказалось прямо на груди Хозяйки, и пусть покарают её прекрасные, высокие, длинноволосые боги-предки, если Гикли сделала это зря. Хоуп в беспамятстве от боли каталась по кровати, но кольцо по-прежнему покоилось на её груди.
…  Северус спал, отдыхая от предыдущей бессонной ночи с Ремом. Уже наступило воскресенье. Вдруг он ощутил во сне пронзающую боль в пальце, в мозгу пронеслось: "Странные нынче пытки у Лорда" и…  проснулся от боли в заговорённой части безымянного пальца.
– Хоуп! С ней что-то стряслось.
Он посмотрел на часы – она всегда спала в такое время, но ей больно, это, очевидно, выкидыш. Он снял пижаму, влез в сюртук на голое тело, забыв даже застегнуть его, и шоссы, быстро призвал зеркальце в индивидуальной упаковке, купленное специально для такого случая в маггловской аптеке, и аппарировал.сразу в комнату мамы… 

******

…  – А ну, просыпайся, дрянь, – две пощёчины, правда, несильных, – просыпайся, сучка, кому говорю.
– За что, Севви?! За что Вы бьёте меня?
– За то, что, во-первых и в главных, ты не носишь кольца, а я ведь сказал тебе, что оно – единственное средство связи между нами, а, во-вторых, за попытку аборта! Выкинуть моего ребёнка! Вот теперь я спрашиваю у тебя, Хоуп – за что? Он-то ни в чём не виноват.
– За нашу последнюю встречу, когда Вы, Вы, Севви, были со мной так грубы! А ведь, меж тем, я так ждала Вас, ждала и мечтала о чуде – что Вы сами, по собственному желанию поцелуете меня и пройдёте со мной сюда, где нас ждал изысканный обед, неплохое вино из Ваших погребов и множество свечей, парящих в воздухе… 
И вовсе не затем, чтобы Вы, Севви, переспали со мной, я знаю – мне нельзя, потому-то Вы и изолировали меня от общества, но, чтобы Вы оценили мои старания сделать нашу жизнь красивее, чем она есть в повседневности. Для того, чтобы в моей комнате раздался Ваш голос. Для того, чтобы Вы, Севви, спели для меня.
А что я получила я взамен? Официальный, сухой, светский разговор "ни о чём", строгий взгляд, профессорские, жёсткие, отточенные движения – ничего личного, что выдавало бы в Вас, Севви, Человека со страстями, желаниями, стремлениями.
Вы даже любовь к Вашему оборотню не выказали.
Мерлин, Вы были словно из хрусталя, таким непрочным и хрупким, что у меня не хватило смелости пригласить Вас к себе…  Мне кажется, Ваша тогдашняя напыщенность тотчас взорвала бы Вас, Севви, изнутри, а я хочу, чтобы Вы жили, жили, несмотря ни на какие внешние обстоятельства типа профессуры и деканата.
Неужели Вы живёте только студентами?! Тогда Вы очень изменились с лета, и мне обидно, что мой Искуситель оказался настоящим "сухарём", слышите, Севви?
– А, да, я слышу, просто вспоминал моменты нашей предыдущей встречи.
– В любом случае, она отличается от теперешней…  Нет, я не хотела аборта, я желала кровотечения, просто и безболезненно уснуть от потери крови, но это…  оказалось слишком больно, и я думала, что у меня будет выкидыш, но злость на Вас, Севви, была сильнее боли, и я отказалась по собстсвенной воле приложить к себе Ваше кольцо, дабы отомстить Вам, Севви, за Вашу холодность и упёртость своей смертью и смертью Вашего наследника… 

******

…  Хоуп лежала на окроваленной простыне, её ночная рубашка, тоже с декольте, которое выгядело ужасно нелепо на задравшемся вверх одеянии, была по подолу тоже вся в крови, густой, женской крови оттуда. На груди её, несмотря на извивания и болезненные судороги, было словно прикреплено кольцо с цепочкой.
– Эльфийская магия, – думает Снейп, – если бы Гикли не сделала этого…  Но сначала посмотрю, не слишком ли поздно.
Северус силой раздвинул сопротивляющейся женщине ноги, и она заголосила, завыла, как раненая волчица, залез ей во влагалище зеркальцем, нажимая и прощупывая низ живота, несмотря на истошные вопли Хоуп.
– Значит, есть ещё силы, если так вопит, – думает Снейп, удовлетворившись увиденным в утробе. Там, внутри, длинный , искусственного происхождения, порез на стенке влагалища, не более. Он-то и кровоточит так обильно. Северус быстро остановливает кровь "фирменным" заклинанием, и говорит:
– Гикли, можешь выходить. Ты сделала это не напрасно. Ты – молодчина, Гикли, я в тебе не ошибся.
Из стены выглянула испуганная эльфиха.
– Выходи целиком, Гикли. Хозяин хочет отблагодарить Гикли.
Та с интересом и уже без страха подошла.
– Хозяин дарит Гикли свою одежду, ты ведь понимаешь, что это значит?
Эльфиха взмахнула тонкими длинными ручками и заплакала тихонечко.
– Но прежде я хочу попросить Гикли, станущую сейчас Свободной, не покидать Хозяйку с дурным характером до родов и дарю ей честь обмыть новорожденного Снейпа, наследника.
– Гикли согласна, согласна на всё, лишь бы стать Свободной Матерью.
Снейп снял сюртук и укрыл им эльфиху, оставшись в одних шоссах.
– А теперь скажи мне, о, Свободная, как и где порезалась хозяйка?
– Я не знаю, зачем Хозяйка сделала это, но она засунула себе…  между ног самопишущее золотое перо леди Персуальзы и несколько раз повернула, Гикли хотела остановить Хозяйку, но та лишь скрипела зубами, вестимо, от боли-то такой. Ни одна эльфиха не накажет себя…  так, даже, если Хозяева будут оченно злы на неё. А Хозяйка-то исчо беременна, как можно делать такое?!
Я сказала Хозяйке всё это, но она лишь обругала меня очень плохими словами, на что Хозяйка мастерица, и пробовала выгнать Гикли из вот ентой вот ванной, но Гикли так просто не выгонишь, нет, она сопровождала стонущую и плачущую Хозяйку до кровати, и у Хозяйки пошла…  оттуда кровь, да такая густая, что Гикли подумала – это воды отошли. А потом сделала непростительное – прилепила к её груди кольцо Хозяина, дабы Хозяин почуял беду и появился.
– Ещё раз говорю тебе, о, Свободная, ты всё сделала правильно, иначе Хозяйка умерла бы от потери крови, а вместе с ней и плод. Ты спасла жизнь наследника, о, Свободная. Хочешь ли ты что-нибудь ешё в качестве подарка.?
– О, нет, великодушный сэр Северус Снейп, Гикли больше всего хотелось свободы, и великодушный сэр Северус Снейп подарил её Гикли… 

******

…  – А Вы знаете, что сейчас очень сексуальны без этих вечных Ваших слоёв одежд, в одних шоссах? Я видела Вас, Севви, таким, только в ту ночь.У Вас прекрасная фигура, тонкокостная, такая же породистая, как Ваше лицо.
– У меня слишком узкие для мужчины плечи.
– Не без этого, но такое строение делает Вас на вид беззащитным и уязвимым – любой благородной женщине это понравилось бы, и она захотела бы взять Вас "под крылышко". Я прощу Вас за пощёчины только, если Вы…  ну, к примеру, наиболее невинное, споёте.
– Вы, надеюсь, шутите, Хоуп, милая?
– Нет, я совершенно серьёзна. Спойте, пожалуйста.
– Чтобы я был ещё сексуальнее?
– Может быть.
– Вот за что не люблю женщин – за их уходы от ответов на, казалось бы, просто заданные вопросы.
-только за это или ещё за то, что у них нет пениса?
– Вы невозможны, Хоуп. Нельзя нам с Вами вести беседу в таком непристойном ключе.
– Отчего же? Я говорила с мужчинами и о женских гениталиях и…  кстати, узнала для себя много нового. Но я ведь прошу Вас рассказать только, почему Вам не нравятся женщины… 
– Ответ на этот вопрос прост, и Вы, милая Хоуп, слышали его, но не придали значения. Так вот, чтобы понять, отчего мне нравятся мужчины, стоит только раз переночевать в любой гостевой спальне Гоустл– Холла.
-то есть, один из этих двух голосов – Ваш?
– Да, юношеский. Этот разговор Вам вместо песни. Храните свято тайну этого замка, когда покинете его… 

******

…  – Ты можешь теперь говорить "я", "мне", "меня", то есть от первого лица.
– Гикли слышала, будучи ещё ребёнком, песни о Свободных эльфах и знает, что они говорили так, как рассказывает великодушный сэр Северус Снейп, но Гикли не может сразу привыкнуть к такому Высокому слогу.
– Понимаю. – вздыхает Северус, – А скажи-ка мне, о, Свободная, носила ли Хозяйка кольцо и когда? Это очень важно для меня.
– Хозяйка носила кольцо около месяца после того, как великодушный сэр Северус Снейп привёз цепочку. Она любовалась золотом, целовала его и говаривала:"Так Он всё-таки любит меня" и ожидала Вас. Вы появились в один из дней, когда Хозяка было особливо возбуждена ожиданием, а потом, после отбытия великодушного сэра Северуса Снейпа перестала его одевать, словно бы хотела что-то доказать.
Гикли ежедневно и перед сном говорила Хозяйке, что носить кольцо оченно нужно, но Хозяйка лишь раз за разом прогоняла…  м– м– меня и обзывалась дурно, очень нехорошо. Но Гикли приходила по ночам и пела особые колыбельные, которых не слышат уши, но слышит голова, о том, что нужно носить кольцо. И Хозяйка на следующий день надевала его, но, ближе к обеду уже снимала снова, печалуясь и долго держа его в руках или положив пред собой на постель. Хозяйка всё больше лежит, не прихорашивается вовсе, ест много сладкого и плачет.
– Буди-ка ты Хозяйку, о, Свободная, мне надо поговорить с ней наедине. Строго наедине, поняла?
– Конечно, конечно, великодушный сэр Северус Снейп, Гикли только разбудит Хозяйку и уйдёт из комнаты совсем. Только у…  м-м-еня есть одна просьба: уж Вы не особливо ругайте-то Хозяйку, чай, по Вам убивалася.
Хозяйка леди Хоуп, Хозяйка… 
– Да знаю я, блядь, что я Хоуп, чё надо, пизда заморская? Уж и поспать не дают в собственном доме, – последние слова она произнесла неразборчиво, скрываясь от Северуса в сон, столь ценный после часов непереносимой боли.
– О, Свободная, ты можешь удалиться, я сам разбужу Хоуп… 

******

…  – Север, давай выпьем ще, – прозносит-таки Рем, и я легко соглашаюсь – надо немного затуманить мозги, не помешало бы для весёлости, а то мы сидим на деревьях, как два нетопыря, и грустим, хотя на самом деле-то всё замечательно – не хватает только градусности в теле и, особенно, голове.
Выпили – я создал себе рюмку для планомерного, но медленного потребления коньяка, а Рем выпил из своего стакана, в кои-то веки, огневиски, довольно крякнув.
Некоторое время посидели молча, "усваивая" выпитое. Я окончательно понял, что рюмка, а не стакан – мой размер. Ну а Ремусу всё подавай стаканами, и здоров же он пить – и огневиски, и скотч, и даже, один раз пробовали, ликёр, не помню какой, я его сам сотворил, как и Гарри банановый ликёр в своё, вернее, в его, время.
– Ты стихи-то читать собираешься или как?
– Студенты в таких случаях говорят: "или где?"
– Правда? А, это они так прикалываются.
– Не хватало только двум профессорам начать "прикалываться" то есть, говорить на школьном сленге. Да буду, буду я читать, если тебе этого хочется. Но учти, поэм я читать не стану, а если и выберу что-то длинное, то и подсокращу, оставив только соль, центр, пойдёт на таких условиях?
– Хорошо, только ты до одной строфы-то не сокращай.
– Да ладно тебе "прикалываться". Итак:

В сиянье царственном, что в заросли густой
Вонзает в сердце тьмы своих лучей иголки,
О девы, чьи тела свекают наготой,
Вы – мира светлого прекрасные обломки.

Когда идёте вы вдоль буксов золотых,
Согласно, весело, переплетясь телами,
Ваш хоровод похож на ряд шпалер живых,
Чьи ветки гибкие отягчены плодами… 

Вы, с вашей нежностью и тишью без конца, –
Прекрасный сад, куда не досягают грозы;
Рассадник летних роз – горячие сердца,
И рдяные уста – бесчисленные розы.

Поймите же себя, величьте власть чудес!
Коль вы хотите знать, где пребывает ясность,
Уверуйте, что блеск и золото небес
Под вашим светлым лбом хранит тепло и страстность.

Весь мир сиянием и пламенем покрыт;
Как искры диадем, играющих камнями,
Всё излучает свет, сверкает и горит,
И кажется, что мир наполнен только Вами.
… 

******

…  – Что же, Вы, Севви, уже покидаете свой замок и меня, в том числе? Что-то Вы слишком торопитесь – впереди воскресенье, Вы сможете отоспаться завтра, то есть, уже сегодня… 
– Чего Вы хотите добиться этим разговором, милая Хоуп? Лучше распорядитесь наполнить негорячую ванну, чтобы Вас переодели и сменили Вам постельное бельё.
– Что, Севви, не нравится запах женских кровей?!
– Ну что Вы, Хоуп, я в этой жизни обонял и детскую кровь. Меня, прежде всего, волнует Ваше нежное тело в заскорузлой рубашке и на таких же, скребущих кожу, простынях.
– Ах, какой же Вы гуманист… 
– Ничто человеческое мне не чуждо. Это маггловский афоризм.
– А, если я лягу в ванну, Вы посидите со мной в той комнате?
– Ну, уж если Дама не отпускает, придётся посидеть, – прозносит смиренно Снейп.
– Да. я Вас не отпукаю потому, что ревную Вас, Севви, к Рему. А Вы ведь тотчас после возвращения побежите ему докладыватьсы, несмотря, – Хоуп вытянула шею и взглянула в окно, – на уже ранний час. Или я не права, и вы не настолько близки?
– Мы близки, даже слишком – короткая единственная ночь, что была вчера, не включала ни песен, ни стихов, ни хорошей выпивки, а только одну постель.
– И Вы жалеете об этом.
– Нисколько. Я мог бы провести бесчисленное количество таких ночей с моим супругом, и не пожалел бы…  Мы собираемся переезжать друг к другу, чтобы жить, как нормальная семья, а не встречаться по три раза в день за преподавательским столом и одну ночь в неделю – с пятницы на субботу, но пока не решили окончательно, кто к кому переезжает. Я склоняю Рема к переезду ко мне потому, что моё жилое пространство фактическри не лимитировано, и я – его доминанта, но он не хочет эгого переезда чувствами, хотя разумом понимает, что я прав.
-то есть, иными словами, мужу унизительнно переезжать к жене. Вы ведь "жена", Севви?
– В нашей паре нет такого деления. Любой из нас может выполнть обязанности мужа.
– Ах, скажите, какое равноправие! Прямо-таки очаровательное единодушие! И эта пара, такая образцовая, не может решиться, чтобы жить вместе. Вы боитесь школьных кривотолков?
– Гикли! Наполни мне тёплую, негорячую, смотри, ванну, ой, что это? Севви, это Ваш сюртук?
– Да, я подарил этой замечательной эльфихе свободу. Теперь надо по законам вежества обращаться к ней так, без упоминания имени: "О, Свободная, наполни эту ванну негорячей водой!"
– Да что это за представление?.

******

…  К концу ноября, перед Хеллоуинским балом, Рем переехал к Северу в его бесконечное трёх– , а местами, и четырёхмерное пространство бывшей Выручай– комнаты, и пара мужчин зажила настоящей, как летом, общей супружеской жизнью.
Однажды Рем напомнил Северу, что тому хорошо бы аппарировать в Гоустл, ведь он обещал Хоуп, и она, наверняка, его ждёт.
– Знаешь, судя по отсутствию покалывания в пальце, могу практически гарантировать, что она опять не носит кольца, несмотря на внушения, типа гипноза во сне, поющимися Свободной.
– Вот и аппарируй, посмотри на неё, приободри, внуши ей сам, наконец.
– Она настолько упряма, что не поддаётся даже эльфийскому внушению, а это о чём-то, да говорит.
Они лежали, обнявшись в тишине наступившей ночи, и легко ласкали друг друга.
– А…  ты, Рем, не смог бы побывать там со мной? – спрашивает внезапно Северус.
– Чтобы опять просидеть на кухне, смеша эльфов скабрезными анекдотами?
– Нет, просто, пока поговорю о пустяках с Хоуп, утешу её, по твоему выражению, ты мог бы побеседовать со Свободной… 
Я же не могу разорваться. А хотелось бы поговорить с каждой в отдельности. Я просто не хочу противопоставлять Хоуп и Свободную, а то Хоуп её со света сживёт, она же так дурно воспитана, что, если бы не Цисса в промежутки просветлений, Хоуп до сих пор разговаривала бы на школьном сленге.
– После ночи празднования Хеллоуина будет неучебный день. Так, если я с завтрашнего дня приналягу на дела, может, я и смогу выбраться тобой в Гоустл.
– Помоги мне. Очень прошу, Рем.
– Хорошо, я аппарирую тобой… 

******

…  -такие законы установили наши предки, милая Хоуп, и теперь нельзя их не выполнять, каждый раз обращаясь к Свободной, нужно превозносить её над остальными домовиками… 
– Но я не хочу превозносить какую-то там выжившую из ума старую…  эльфиху.
– К сожалению, ничем не могу помочь Вам, милая Хоуп, я не намерен променять Свободную на десяток здешних болванов, мне жаль. Свободная выхаживала ещё мою беременную мать, и она хорошо знает, как хрупко здоровье женщины в положении.
Они перешли к ванне, где уже вовсю плескалась вода.
– Что ж, раздевайтесь, а я пока отвернусь.
– Разве Вы меня обнажённой не видели?! – сорвался на крик голос Хоуп, – Не отворачивайтесь же, прошу.
– О-о, милая Хоуп действительно думает, что выглядит хорошо для стриптиза? – искренне удивился Северус, – Ну, давайте, я потерплю.
– Всего лишь потерпите…  – выдохнула Хоуп с сожалением.
– А Вы думали, смотреть на окровавленную до пояса женщину доставит мне удовольствие? Не такой уж я извращенец, хоть и не таких вещей насмотрелся у Лорда.
– Я поняла, Вы любили меня только здоровой и красивой, тогда, а теперь, больная, я Вам противна.
– Во-первых, Вы не противны мне, Хоуп, даже в засохшей крови, а, во-вторых, я не любил Вас тогда и не люблю сейчас, и мы говорили с Вами об этом ещё, когда выгнали Рема на кухню. Тогда, летом, мы сошлись с Вами во мнении, что это была лишь мимолётная страсть, помните?
– Но разве страсть – это ничто?
– Страсть, не подкреплённая любовью, действительно ничто. Я ведь и люблю Рема, и пылаю страстью к нему – вот это настоящая, страстная любовь.
– А я думала, ваши отношения стали спокойнее.
– Напротив, мы с Ремом любим друг друга всё ярче и сильнее, но, давайте не будем об этом.
– Но почему? Мне интересно узнать о жизни гомосексуальной пары, как можно больше. Меня это заводит.
– На что, милая Хоуп? Вам нельзя перевозбуждаться , как и испытывать сильные раздражающие эмоции – это может плохо сказаться на Вашем самочувствии, – мягко, не повышая тона, разъясняет Снейп очевидные вещи женщине, уже лежащей в ванне.
Он наблюдает поздний ноябрьский рассвет в окно ванной и говорит:
– Ну, чтож, мне пора, а то моё непоявление к завтраку заставит беспокоиться, по крайней мере Рема и Элизу Синистру. У нас с ней платоническая "любовь" среди телескопных монтировок. Да и Вы вылезайте, оденьтесь в чистое, лягте в чистую постель и поспите, пока не проголодаетесь.
Царапину я Вам залечил. Прощайте, до следующей встречи.
– Когда?
– Уже в этом месяце, и больше так не делайте, Мерлином всеблагим заклинаю… 
Северус аппарировал в Хосмид. Только теперь он осознал, что на улице – ноябрь с пронзительным ветром и накрапывющим дождём, а сам он – в одних шоссах, и каковы будут разговоры профессоров, один из которых обязательно увидит его в таком виде, ну уж Рему-то он всё объяснит, а как быть с остальными? Они с Ремом обязательно придумают… 

******

…  Настало первое декабря – крайний срок аппарации в Гоустл– Холл, а то там Хоуп уже заждалась столь желанного и обещавшегося быть гостя. Но мужины не могли и подумать об аппарации после бессонной ночи, начавшейся ещё на праздничном ужине, плавно перешедшем в Хеллоуинский бал, и закончившейся тренировкой по спортивному сексу – воплощению ещё одной из прошлых фантазий Рема, для которой нужна была некоторая сноровка – Север лежал на животе, а Рем, сидя на кровати, клал его колени опять-таки себе на плечи, придвигался ближе к Северу, приподнимался на колени, выгибая дугой тело того, и входил в него с довольным рычанием, выпуская отностельно безопасного сейчас зверя. Север, несмотря на выгнутое дугой тело и некоторую растянутость в области мышц живота, чувствовал истинное наслаждение под натиском зверя, который так ему нравился, что они опять кончили одновременно, а ведь Рем только успел коснуться его мошонки…     
Потом они долго лежали, обняшись и слушая перестук сердец…  И так и незаметно заснули, не размыкая объятий… 
Наутро чистые, выбритые, словно помолодевшие из-за приятного занятия любовью и крепкого сна, они впервые вдвоём вошли в Большой зал и уселись на своих местах за столом, чувствуя зверский голод.
Они вовсе не обращали внимания на шок, парализовавший практически всех студентов – и девушек с неразделённой любовью к Снейпу, втайне или даже открыто ненавидящих заместителя Директрисы, и юношей, предпочитающих тайком любить друг друга – за то, что вот эти двое, спокойно сидящие за преподавательским столом, имеют право жить вместе и любить, не скрывая своих чувств.
Наконец, появился завтрак. Супруги, не сговариваясь, начали с очень горячей ещё и от того более вкусной традиционной яичницы с беконом, обжаренной с обеих сторон. Потом пошли бесконечные тосты – с маслом, сыром, плавящимся на горячем поджаренном куске хлеба, различными джемами и даже деликатесом – жидкой халвой, которая была представлена тремя сортами.
Внезапно Снейп поморщился, как от зубной боли,и, не сказав коллегам ни слова, выскочил в соседнюю с Большим залом небольшую комнату, где начал яростно чесать заветное место на пальце.
– Она вызывает. Мерлин! Боги! Ну почему ей так не терпится?! Но теперь-то я оденусь полностью, чтобы не демонстрировать потом Школе стриптиз.
Северус уже двинулся прочь из комнаты в аппартаменты, как к нему подскочил запыхавшийся, красный, как рак, Ремус.
– Ты удрал, не думая о последствиях, а все тут же напали на меня – отчего и почему…  И я должен был выкручи… 
– Рем, мне нужно одеться и дойти до зоны аппарации как можно быстрее. Идём, по пути в аппартаменты расскажешь.
– Да что тут рассказывать – наговорил всякой ерунды про халву и больной зуб…  Я с тобой, ладно?
Северус вместо ответа крепко обнял Ремуса и поцеловал… 

******

…  И они придумали – Север ходил собирать особые целебные грибы в Запретный Лес, а для этого надо, чтобы на маге было как можно меньше одежды. Вот Север и оставил тёплую мантию при входе в Лес, но, когда вернулся, не нашёл её, а долго-то искать холодно, он и так весь продрог, вот и вернулся с обнажённым торсом и без грибов, которые Лес забрал обратно, а мантию – так и вовсе украл.
По Школе и, особенно, среди преподавательниц, ходили слухи о полуобнажённом Снейпе. Рассказывали, что у него безволосая красивая грудь, как у колдунов из "Ведьмополитена" и других женских журналов; что Люпину просто повезло с таким лакомым кусочком, как Снейп;
что, достанься он кому-нибудь из нас – женщин, а он, наверняка, бисексуал, не был бы таким худющим. Да много чего наплели женские языки… 
До студенток тоже дошли слухи о том, какой профессор Снейп "душка". И уж, кто больше всех мечтал отворожить профессора Снейпа от профессора Люпина и приворожить к себе, были, как всегда шести– и семикурсницы – девушки "опытные", как в отворотах– приворотах, так и в выведении прыщей у своих кавалеров. Студентки упорно, несмотря на прочитанное
объявление в колонке "Светской хроники" "Пророка" ещё летом о Венчании двух профессоров, проходившем под рубрикой "Пикантные новости", варили различные привороты и даже, однажды, одной девице удалось-таки добавить немного варева в кувшин с тыквенным соком, и профессор пил из кувшина, как и другие профессора, но… 
В "Пикантных новостях" упоминались как стоящие позади, тоже профессора Хога, но, как ни странно, женщины, так и гости. И если о Малфое и его амурных похождениях рассказывалось в девичьих спальнях на ночь, то о мисс Хоуп Уорси разузнали только, что у неё был скандальный брак всё с тем же Малфоем, в результате расторжения которого она снова оказалась у родителей, бедняжка, но вот почему она оказалась среди двоих (всего лишь!) гостей, оставалось загадкой… 

******

…  Они аппарировали, взявшись за руки, прямо в комнату матери Севера, где, по его мнению, должна была находиться Хоуп. Её там не оказалось. Тогда они кубарем спустились по крутой лестнице на второй этаж – на галерею, опоясывающую сверху обеденный зал по периметру. Наконец Рем сообразил и воскликнул:
– О, Свободная, явись перед господином Северусом Снейпом!
Тотчас из ниоткуда материализовалась Свободная:
– Великодушный сэр Северус Снейп, простите Гикли, что не явилась сразу – Хозяйке оченно худо. Она выпила вина, и теперь у ней живот болит. Идёмте, я проведу Вас к ней.
Хоуп оказалась в одной из гостевых спален на третьем этаже, слегка прибранной усилиями Свободной. Она была без сознания, и только изредка судороги пробегали по её телу с уже заметным животом, выросшим практически за месяц. Увидев его, Снейп почувствовал гордость и…  какую-то тягу обнять эту женщину, защитить её от всех напастей., но вслух только сухо произёс:
– Рем, надо найти бутылку или стакан, из которых она пила, поможешь? Тогда иди в одну из спален, обжитую, со множеством безделушек на каминной полке – это комната моей мамы, а теперь – и Хоуп.
– Странный выбор, – пробормотал Люпин и вышел.
– Хоуп, очнись, – громко сказал Северус, гладя её лицо, повторяя пальцами его черты, такие прекрасные и расслабленные сейчас, в промежуток между судорогами.
И она очнулась, полежала немого, наслаждаясь неведомой, но очень чувственной, лаской, а затем обеими руками схватила ладонь Северуса, поднесла к губам и начала страстно целовать.
Вдруг её снова пронзила судорога, более сильная, чем предыдущие.
– Мне надо вызвать рвоту, – прошептала Хоуп.
– Скажите, милая Хоуп, что Вы выпили?
– Вино из подвалов, всего один глоток, было очень мерзко, меня замутило, и я пропала в какой-то темноте.
– Это был обморок. Скажите, Вы пили белое или красное вино?
– Белое, простите, я помню, Вы, Севви, говорили, чтобы я не пила белых вин потому, что они безнадёжно испорчены временем, но Вы не прибыли в ноябре, как обещали, и я приняла этот яд… 
– Не волнуйтесь, в этот раз у меня с собой "походная" аптечка, которую я составил специально для экстренных визитов к Вам.
Вот, выпейте противоядие.
Она выпила и через несколько минут уже спала – так действовало противоядие на испорченное белое вино, а вообще-то диапазон действия этого, да и других антидотов в аптечке Северуса, был чрезвычайно широк. Он специально отбирал многофункциональные лекарственные зелья, особенно из области отравлений, потери крови и гинекологии, с которой пришлось разбираться отдельно.
– Это не яд, это просто потускневшее вино, но Вы беременны, Хоуп, и, виднмо, сейчас в таком состоянии, что Вам вообще нельзя ничего, содержащего даже остатки спирта…  К счастью, Вам не досталось более– менее приличного вина из погребов. Это Мерлин или сам маггловский Бог спас Вас, так благодарите же их обоих, Хоуп.
– Я буду…  бладогарить, ой, я что-то не так сказала, простите, Севви, у меня был глубочайший сон.
– Я и так говорил всё это, скорее себе, просто мысли вслух, простите, милая Хоуп, что разбудил Вас.
– Слышать Ваш голос, Севви, поверьте, это – огромное счастье для тех, кто Вас любит… 

******

…  Они выпивают ещё: Север – рюмку коньяка двумя большими обжигающими глотками, Рем – скотч – ровно один стакан, налитый доверху, четырьмя, таким же обжигающими глотками. Скотч дешёвый, но это единственный сорт в "Башке Борова", а аппарировать по такой погоде любит только Север, но он в это время разбирает одежду Рема и вешает её в общий безразмерный гардероб, чем Рем терпеть не может заниматься, а потому просто покупает дерьмовенький скотч и возвращается, продрогший.
Теперь, когда в комнате уже протоплено и пахнет сухим деревом, несмотря на неразобранные пока сундук и пару коробок, в аппартаментах, если не уходить в дальние, пустые комнаты, тепло и уютно. А что ещё нужно для чувства дома? Может быть, только привычка – привычка ходить домой не на второй, а на пятый этаж, привычка после работы ежедневно и еженощно делить жилое пространство с другим человеком, другим, со своими привычками и уже изученными за лето странностями, но любимым.
Летняя практика совместной жизни очень помогла им теперь, когда они, наконец, съехались в бывшую Выручай– комнату, чтобы окончательно, перед глазами всей Школы показать, что, да, мы – одна семья, и примите нас такими, какие мы есть на самом деле потому, что очень трудно быть супругами перед Мерлином и людьми, но при этом встречаться раз в неделю, да и то – на вечер и ночь. А где же место поэзии? Доброй неторопливой выпивке? Любви не потому, что сегодня ночь с пятницы на субботу, а когда захочется? Простому обмену фразами?
Не было всего этого. И ради одного приходилось жертвовать всем остальным… 
Теперь они сидят "на чемоданах" и пьют за будущую совместную жизнь, за тинктуру, которая так удачно поддерживает их союз, за Венчание, позволившее им пережить незабываемый летний медовый месяц, который, на самом деле, всё не кончается потому, что, реализовав прежние свои фантазии, Рем принимается фантазировать дальше, а с Дамой Фантазией он – на "ты".
Уже наступило воскресенье, они оба устали накануне складывать вещи Рема и левитировать их на новое место, каждый раз проходя по три этажа, причём Север колдовал с помощью волшебной палочки во избежание кривотолков.
Оба залезают на нерасстеленную кровать и, держа друг друга за руки, не замечают, как засыпают… 

******

…  Хоуп медленно вышла в обеденный зал, где сидели Рем и Север. Рем рассказывал, что он узнал от Свободной, к которой так легко постороннему не подойти, и только рассказав старухе об их с "великодушным сэром Северусом Снейпом" отношениях, был допущен к тайне обитания Хозяйки. Вошедшая была ещё больше похожа на привидение некой беременной женщины, чем, когда лежала в полутьме спальни.
– Хоуп, Вам надо было вернуться к себе, лечь и поспать хоть немного, мы с Севером подождали бы, пока Вы проснётесь.
– Да, милая Хоуп, я, как Ваш персональный колдомедик, подтверждаю слова Рема.
– Вы и вправду подождёте меня? А если я засну на всю ночь?
-тогда здесь останется Север, ведь правда, ты бы остался?
– Почему бы и нет, Рем. У меня завтра как раз занятия только со второй пары, и если бы милая Хоуп была столь любезна приказать подать мне ужин и завтрак, я бы остался.
Я провожу Вас, Хоуп.
– О, будьте так любезны.
– И это небесное создание кроет матом домашних эльфов, – подумал Снейп, – и– зу– ми– тель– но!
Хоуп всем телом прижалась к Снейпу, стараясь "выжать" как можно больше удовольствия для себя от этой "прогулки" по замку. Северусу тоже хотелось обнять женщину, и на второй лестнице, словно помогая ей, устав бороться с желанием, сделал это. Хоуп в тот же миг повернулась к Снейпу и, стоя выше его, стала жадно целовать в губы. Тот мгновенно вспомнил описание поцелуя, которого жаждала женщина, и, поразился ещё тогда его сходству с мужским, а потому ответил ей, разжав доселе плотно сжатые губы.
Её язычок ворвался внутрь мгновенно, захватил пространство и подчинил его себе. Этот неожиданный натиск был столь силён, что у Северуса перехватило дыхание, и он выдохнул с неизвестно откуда взявшимся приглушённым стоном. За этот буквально вырванный стон Снейп решил взять реванш, вторгнувшись в рот женщины. Она впустила его без боя, словно только этого и ждала. Её дыхание участилось, глаза закрылись, она вся принадлежала Северусу, как когда-то…  Он вспомнил свой стыд во время зачатия, перешедший в страсть, похожую на ту, что охватила его сейчас, вспомнил о Ремусе и…  разорвал поцелуй.
– И это всё? – спросила в одночасье пришедшая в себя Хоуп, – Всё, на что Вы, Севви, способны в отношении меня? Или Вам мешает уже мой живот, который только начал расти?
Да я вообще удивляюсь, как такой холодный человек, как Вы, смогли зачать дитя! Да, в Вас пробуждается страсть, но тотчас же гаснет, или это Вы, Вы сами, Севви, гасите её разумом, который силён в Вас более, чем у всех мужчин, что были со мной?!
Отвечайте же! Я требую ответа!
– Во-первых, успокойтесь, милая Хоуп, и вспомните, с чего всё началось сегодня, когда я вытаскивал Вас из обморока, и здесь, на лестнице, когда я обнял Вас, не сумев сдержать порыв. А, во-вторых, Вы угадали, когда говорили о роли разума – я действительно давлю разумом чувства, которые кажутся мне неправильными, например, те, что возникают у меня поблизости.от Вас.
– У Вас, Севви, в голове всё вывернуто наизнанку – с отрочества Вы считали нормальными отношения с мужчинами, а вот чувства к женщине для Вас – неправильные. Подумайте над этим на досуге.
– Но я ведь люблю Рема, не так ли?.

******

…  Северус вымотался, укладывая Хоуп спать. Она почти уже засыпала, как вдруг снова просыпалась и требовала Снейпа то спеть ей рондо или балладу, можно без перевода, то прочитать стихи, ведь Северус как-то незаметно для себя, рассказал Хоуп о работе над переводами.
Причём, после требований, изложеннных совершенно ясным голосом, она проваливалась в забытье надолго, но всё вновь повторялось с заданностью мелодий музыкальной шкатулки.
Рем внизу ждал Севера за остывающим обедом, давно уже поданном эльфами, и разговаривал со Свободной.
Та, выяснив в общих чертах, как мужчины любят друг друга, в ответ на удовлетворённое любопытство рассказывала о поведении Хозяйки всё больше и точнее, и Рем лишь удивлялся памятливости старой эльфихи.
Наконец, появился Север, с посеревшим лицом:
– Она не хотела спать, – только и сказал он и рухнул на стул.
– Зачем же великодушный сэр Северус Снейп маялси сам, а не позвал Гикли? Я, то есть Гикли, уложила бы Хозяйку спать минут за пять, тока бы колыбельную Хозяйке спеть, и на ужо спит спокойно.
– О, Свободная, я не сообразил позвать тебя. Вы уже переговорили с Ремом?
– Да, ужо всё росказала. Кушайте, господа хорошие, – произнесла эльфиха и отправилась на кухню ненадолго, а потом на свой боевой пост – к Хозяйке.
Северус взмахом руки подогрел неаппетитно выглядящую пищу и спросил:
– Ну, и что тебе рассказала Свободная? Носила ли Хоуп кольцо?
– А ты как думаешь? Разумеется, носила в те дни, когда ждала тебя, как примерная студенточка, готовящаяся к проверочной. А в остальное время – нет, но были случаи, когда она плохо себя чувствовала, тогда она подходила к подзеркальному столику, где хранится у Хоуп твоё средство связи, и долго держала в руках и прижимала к груди твоё кольцо.
– Странно, а я не чувствовал покалывания в пальце.
– Видимо, она скорее пугала себя тем, что ей плохо, и она одна, а на самом деле всё было не так уж печально.
– Ну, может быть, – произнёс в глубокой раздумчивости Северус.
– А в остальное время она ест шоколад и подсоленную красную рыбу и всё грустит да плачет. По тебе ли, по родителям, по веселью замка Уорси – это неизвестно потому, что Хоуп никогда в слезах не проговаривается ни о чём.
Вот и конец истории, а, да, ещё переживает из-за живота – ведь скоро платья , захваченные тобою, станут ей малы, а она обызательно хочет новые, для беременных, но с декольте. Так что придётся нам побегать по Диагон Аллее и, в итоге, уверен, заказать пошив платьев у Малкин.
– Да ты в своём уме, Рем? Мы же всё для себя к Венчанию покупали у неё! А тут вдруг – платья для беременных. Остаётся один вариант – мой портной Гюстав… 

******

…  Рем решил остаться и поужинать в Гоустле – еда здесь выглядела откровенно дико, но была очень вкусной – лучше, чем в Хогвартсе.
– Если Хоуп не выйдет к ужину, я аппарирую домой, вернее, в рабочий кабинет – у меня ещё полно дел на завтра, так, что, скорее всего, просижу за работой всю ночь, а завтра весь день просижу на Тонизирующем зелье.
– Лучше весь день клевать носом, чем пить его. У меня же от него инфаркт был, помнишь, ну, когда Гарри вернулся?
– Ещё бы не помнить – уж мы с ним страху натерпелись. Но ведь ты, если мне память не изменяет, просидел на этом зелье несколько дней, а я собираюсь – всего один.
– Делай, как знаешь, но я тебя предупредил.
– О чём спорим, джентльмены? Не могу ли я чем-то помочь? – раздаётся бодрый голос Хоуп, спускающейся с галереи вниз.
Северус тотчас вскакивает и стремится предложить руку даме. Она с радостью принимает помощь и с каким-то злым удовольствием смотрит на Ремуса. Превосходство светится в её взгляде:
"Ты никогда не будешь беременным; за тобой никогда не будут так ухаживать; ты – не женщина, чтобы пред тобою преклонялись".
Ремус смотрит на пару, медленно, слишком медленно спукающуюся вниз, и читает всё это во взоре женщины.
– За что она меня так ненавидит? За Севера? Но это глупо – он сам сделал выбор между женщинами и мужчинами.
Он посылает женщине ответный взгляд:
– Тебе не отнять его у меня. Он любит меня, а не тебя, а преклоняется пред тобою лишь потому, что ты – хрупкий, как оказалось, слишком хрупкий сосуд для его наследника.
Женщина читает взгляд Ремуса и, так как возразить ей нечем, отводит глаза и с неприкрытой страстью глядит на Северуса, он ловит её пылающий взор, но не отвечает на него, глядя прямо, на Ремуса.
Наконец, войне взглядов положен конец потому, что Северус с Хоуп, всё ещё висящей на нём, что смотрится уже неприлично, подходят к столу, и Снейп усаживает свою даму на стул.
Подходят крупные эльфы в ливреях, ужасные и смехотворные одновременно, и ужин начинается… 

******

…  – Ну, что? Готово? – спрашиваю я Гюстава.
– Да, все – под растущий живот и с декольте. По-моему, получилось даже не смешно, а вполне симпатично. Вот, посмотрите хоть одно, профессор Снейп.
– Мне некогда, так что укладывай всё в сак. Она и посмотрит. Там, у себя.
– Всё готово, профессор Снейп.
– Ну, тогда моли Мерлина, чтобы твои платья пришлись бы ей по вкусу, – говорю я и аппарирую с неохотой.
Пожалуй, с большей неохотой я отзывался только на Зов Метки.
– Севви! Севви! – кричит она, в цепочке с кольцом на располневшей груди.
И, вообще она сильно располнела за последние пол-месяца, а ведь для отёков ещё слишком рано…  Платье на ней едва не расползается по швам, и я понимаю, что без эльфийской магии и тут не обошлось.
Как бы новые платья ей не подошли, а– а, скажу, что не понравились, пускай Гюстав поработает ещё.
– Я привёз Вам новые платья, Хоуп, – говорю я как можно более серым голосом.
– Севви, Севви, миленький, спасибо тебе! – она бросается мне на шею, целуя лицо.
– Перестаньте, Хоуп, лучше посмотрите платья – подойдут ли они Вам, впору ли они? Наденьте хоть одно и покрасуйтесь передо мной, – уговариваю я эту безумную, но она уже вцепилась в мой рот и не даёт дышать свободно, так, что рано пли поздно придётся разжать губы – лучше уж раньше…  И я тону в потоке внезапно вспыхнувшей от её поцелуя, страсти, страсти без любви, но обжигающей, как перец чили, который кто-то неведомый силой заставил меня разжевать и проглотить.
Я приподнимаю её бережно и усаживаю на стол – теперь удобнее целоваться, и мы предаёмся этому занятию до головокружения… 
Потом просыпается разум и говорит привычные слова: "Стой! Запретная зона!". Я не смею ослушаться и отступаю на шаг, прерывая тактильный контакт, как, когда-то, в прошлой жизни, с Гарри, на что он очень злился. И Хоуп злится, до слёз, барабанит кулачками по столешнице.
– Опять этот проклятый разум, господствующий над чувствами, не дающий им выхода! – кричит она в исступлении.
– Мисс Уорси, я даю выход своим чувствам в незапрещённых отношенииях с Ремом, – говорю я как можно спокойнее.
– Подойдите на шаг ближе, не бойтесь, я не буду больше приставать к Вам, поверьте, Севви.
Снимите меня со стола, на который Вы так невежливо посадили меня, что теперь приходится снова просить Вас.
Вот так, благодарю, – и она ударила меня по губам, снова, как когда-то.
И хорошо же ей удаётся бить мужчин! Наверное, практика сказывается. По крайней мере, мои тонкие и нежные губы не выдерживают её удара и кровоточат. Мне остаётся лишь, в прямом смысле, зализывать ранки и ссадины.
Я уже не спрашиваю: "За что?" потому, что знаю ответ:
За главенство разума над чувствами к ней, хотя , какие же это чувства – просто животная, несовершенная, не дозволенная мне мне, как супругу мужчииы, страсть к женщине. И пусть она трижды права, что с сексуальной ориентацией у меня всё повёрнуто с ног на голову, но я не изменю сложившихся установок – любить мужчину – ради этой скользкой гадины, так и мечтающей сломать нам с Ремом жизни, разлучить нас, но тинктура живёт и прекрасно себя чувствует в нас обоих до тех пор, пока я не оказываюсь рядом с Хоуп.
Может, это моя тинктура испорчена?.

******

…  – Я настоял, чтобы в нашем доме в Уэст– Энде, где ремонт был давно закончен, стояла небольшая ёлочка, и когда Рубеус принёс нам её в Хогвартсе, аппарировал с ней в дом и бросился наряжать.
– А ты пока быстренько, туда-обратно, аппарируй к Хоуп, – предлагаю я.
– Я лучше по саду пройдусь и полетаю, а то уже давно я что-то не гулял.
– Как знаешь, а то ей сейчас, перед Рождеством, особенно одиноко.
– Я же сказал ей, что, кроме экстренных случаев, ноги моей там больше не будет.
– А когда роды?
– По плану – в апреле, в конце.
– Послушай, Север, но ведь ей элементарно не в чем ходить.
– Я уже в середине месяца дал координаты замка Гюставу.
– И что он?
– Шьёт по снятым меркам платья для баременной "на вырост", с учётом роста живота. Он мне даже показывал эскизы зачем-то, так там под грудью – целое море мелких складочек, так, что, дай Мерлин, надолго хватит потому, что он же деньги берёт не только за пошив, но и за конфиденциальность, мать его к Мордреду за пятку, – смачно ругается Север.
Он делает это редко, даже слишком, но уж если ругается, то вот так, витиевато и жёстко, видимо, портной содрал с Севера немало сотен галлеонов за "молчание", вот Север и злится, что приходится потакать желаниям этой шлю…  Надо быть осторожнее и думать тише.
– Да ладно, шлюха – она шлюха и есть, и всё ты правильно думаешь, только не глуши меня так своими мыслями, ладно?
Ну и как, спрашивается, жить в одном доме с легиллементом? А ведь живу и радуюсь, и вообще, что-то я сейчас такой счастливый…  Надо будет напроситься с Севером в центр Лондона, погулять, потолкаться в толпе горожан, ищущих смысла в красивых коробках с рожденственскими подарками, посидеть где-нибудь в тихом Челси за чашечкой кофе под смену караула гвардейцев, а то Север совсем перестал пить его и, соответственно, угощать меня этим терпким ароматным напитком…  Вот, может, Север, глядя на меня, пьющего "чужой" кофе,
вспомнит, наконец, о нашей извечной, ещё со времён Больших Полнолуний, традиции и возродит её? Вот было бы здорово… 
Я выглядываю в окно  – как раз напротив застыл в трёх ярдах над стылой грязью, Север, раскинув руки в каком-то очень, до невозможности знакомом, но откуда, не могу понять, жесте. Вот он медленно полетел дальше по саду…  Везёт же, умеет левитировать не за счёт палочки, что весьма утомительно, а…  управляя стихиями. Я продержался бы в воздухе меньше минуты, а Север кружит и кружит по саду. Надо бы с ним доехать в подземке до Эппинг-фореста – вот там бы и я погулял, и Север полетал всласть.
Но сначала – в центр, можно даже добраться до Сити, посмотреть на последних банковских служащих, передвигающихся пешком, а большинство – в машинах, торопящихся успеть на своё, пусть и более короткое, чем у остальных британцев, Рождество.
Все хотят счастья, потому и будут делать друг другу, может, и ненужные и не от души, но официальные подарки типа "Семейству Смит от тёти Джейн" и всё в таком духе. У меня есть подарок для Севера – небольшие настольные часы с секундной стрелкой, которые пригодятся ему в лаборатории вместо песочных. Не сразу, конечно, но постепенно, Север оценит преимущество моего подарка перед старинной практикой переворачивния песочных часов.
А вот что подарит мне Север? Обязательно ведь что-то подарит и засунет в носок.
Как у него получилось в прошлом году засунуть коробку из-под зимних ботинок, немаленькую такую, в самый большой, но, всё-таки, носок, оставалось для меня загадкой, каковой тогда же казалась мне жизнь с Севером. Я ощущал себя своего рода соломинкой, за которую ухватился утопающий в горе утраты Север. И вот теперь…  а все ли карты нашей совместной жизни раскрыты?
– Пожалуй, нет, не все, – думаю я, глядя в окно на "танцующего" в воздухе Севера… 

******

…  – Как Вы считаете, Рем, какого рода отношения более нормальны для полноценного мужчины – с женщинами или с себе подобными? – невинным голосом спрашивает, осмелевшая после выигранной, по её мнению, войны взгядов, Хоуп.
– Я считаю, полноценный мужчина в праве попробовать оба вида отношений, "примерить" их на себя, а потом сделать выбор.
– А, простите за личный вопрос, у Вас, Рем, был выбор?
– Нет, не было, но я – не образец для подражания, я – всего лишь ликантроп, а не полноценный мужчина. Вот у Севера, как полноценного мужчины, выбор был, и не раз, но, как видите, он склонился к своему полу.
– Как Вы, Рем, думаете, почему?
– А почему меня никто не спрашивает, когда речь идёт о столь серьёзном деле, как выбор спутника жизни?
– Потому, что Ваши действия, Севви, рациональны и предсказуемы, а вот мнение Вашего спутника жизни для меня суть тайна, которую хочется узнать. Вы ведь знаете, Севви, насколько любопытны женщины… 
– Значит, мои действия предсказуемы? А то, что Вы, милая Хоуп, сделали из меня Прекрасного Принца – Искусителя и до сих пор добиваетесь моей любви, но безрезультатно… 
– А то, что было сегодня, тоже "безрезультатно"?
– Погодите, вы что, сегодня спали вместе?
– Нет, Рем, она больше никогда не дождётся этого, но мы целовались, вернее, Хоуп целовала меня, а я не сопротивлялся, а потом я быстро пригасил ответные чувства разумом…  .
-то есть, у тебя-таки возникли сексуальные желания к этой шлюхе?! Север, что я слышу? Ты целуешься с женщиной… 
– Но с Нимфадорой я ещё как целовался, этот поцелуй можно считать вообще детским!
– Детским?! Хотела бы узнать, начиная с какого возраста дети так целуются!
– Послушайте, Хоуп, это Вы специально сцепили нас с Ремом, как бульдогов на собачьих боях, так побудьте теперь в сторонке, а не то мы, объединёнными усилиями, Вас же и загрызём, – высказывается, дрожащий от нетерпения доказать свою правоту перед Ремусом, Северус.
– Рем, неужели ты забыл, как нам хорошо вместе? Ты ведь никогда не ревновал меня к Тонкс!
– Если помнишь, мы стали друзьями только после её гибели, – с неприкрытыми горечью и обидой произноит Ремус.
Как же! В его, можно сказать, незримом, но присутствии, супруг целуется с женщиной, что само по себе дико для Рема, хоть и с будущей матерью наследника Снейпов, но зачем? Обслужил один раз по необходимости и всё. Зачем продолжать эти болезненные для всех троих отношения, сводя их к романтическим?

******